Три товарища и другие романы - [42]

Я подал ей ее вещи. Она обвила мою шею рукой и поцеловала.

Потом я пошел ее провожать. Мы шли рядом в серебристых сумерках рани и почти не разговаривали. Тележки с молоком громыхали по асфальту, разносили газеты. Какой-то старик сидел перед домом и спал. Его подбородок дрожал, как подвешенный на веревочке. Мимо нас проехали велосипедисты с корзинами булочек. На улице остался запах свежего теплого хлеба. Высоко над нами в голубеющем небе летел самолет.

— Сегодня? — спросил я Пат перед ее дверью.

Она улыбнулась.

— В семь? — спросил я.

Она совсем не выглядела усталой. Была свежа, как будто долго спала. Она поцеловала меня на прощание. Я оставался стоять перед ее домом до тех пор, пока не увидел, как в ее комнате зажегся свет.

Потом я пошел обратно. По дороге мне пришло в голову многое из того, что я мог бы сказать ей, много прекрасных слов. Я бродил по улицам и думал о том, что я мог бы сказать и что сделать, если бы был совсем другим человеком. Потом я завернул на рынок. Фургоны с овощами, мясом и цветами были уже на своем месте. Я знал, что цветы здесь втрое дешевле, чем в магазинах. И я накупил тюльпанов на все деньги, какие у меня еще оставались. Они были великолепны — совершенно свежие, с капельками влаги в бутонах. Мне досталась целая охапка. Продавщица обещала отослать их в одиннадцать часов Пат. Рассмеявшись, она приложила к букету еще толстый пучок фиалок.

— Они будут радовать вашу даму не меньше двух недель, — сказала она. — Надо только положить в воду пирамидон.

Я кивнул и отдал ей деньги. А потом медленно пошел домой.

X

В мастерской стоял отремонтированный «форд». Новой работы не было. Нужно было что-то предпринимать. Мы с Кестером отправились на аукцион. Хотели взглянуть на такси, которое там шло с молотка. Такси всегда можно было с выгодой перепродать.

Аукцион помещался в глухом дворе на северной окраине города. Помимо такси, здесь продавалась еще куча разных вещей. Часть из них была выставлена во дворе. Кровати, шаткие столики, позолоченная клетка с попугаем, который кричал «Здравствуй, дорогой», напольные часы, книги, шкафы, старинный фрак, кухонные табуретки, посуда — жалкий мусор нищей, крошащейся, гибнущей жизни.

Мы пришли слишком рано, распорядителя аукциона еще не было. Я порылся в развале и полистал пару книг — зачитанные дешевые экземпляры древнегреческих и латинских авторов со множеством пометок на полях. Не стихи Горация и не песни Анакреона были на этих замусоленных, истрепанных страницах, то был вопль пропащей жизни с ее беспросветной нуждой и потерянностью. Для владельца этих книг они были последним прибежищем, и он цеплялся за них, сколько мог, и уж если расстался с ними, значит, дошел до точки.

Кестер заглянул мне через плечо.

— Грустное зрелище, а?

Я кивнул и показал на другие вещи.

— Как и все это, Отто. От хорошей жизни шкафы с табуретками сюда не потащишь.

Мы направились к машине, которая стояла в углу двора. Лак потрескался, местами облупился, но в целом машина была чистенькой, и даже крылья были в порядке. Неподалеку стоял коренастый мужчина; свесив жирные руки, он тупо наблюдал за нами.

— А мотор ты проверил? — спросил я Кестера.

— Вчера, — сказал он. — Порядком изношен, но ухожен отменно.

Я кивнул:

— Да, вид у машины именно такой. Наверняка ее мыли еще сегодня утром, Отто. И вряд ли этим занимался этот бездельник-аукционист.

Кестер посмотрел на коренастого мужчину.

— Наверное, это и есть владелец. Он и вчера тут был и машину чистил.

— Ну и вид у него, черт возьми, — сказал я, — как у раздавленной собаки.

Какой-то молодой человек пересек двор и подошел к машине. На нем было пальто с поясом, его пижонский вид отталкивал.

— А, так вот она, колымага, — сказал он, обращаясь не то к нам, не то к мужчине, и постукал тростью по капоту. Я заметил, как в глазах мужчины что-то дрогнуло.

— Пустяки, чего там, — снисходительно бросил подпоясанный, — лакировке все равно уже грош цена. Да, почтенная рухлядь. Ее бы в музей, да? — сказал он и залился смехом от собственного остроумия, поглядывая на нас в поисках сочувствия. Мы не смеялись. Он повернулся к владельцу машины. — Сколько же вы хотите за это ископаемое?

Мужчина проглотил слюну и промолчал.

— Видимо, пойдет по цене металлолома, а? — продолжал трещать юнец, пребывая в радужном настроении. Он снова повернулся к нам. — А вы, господа, тоже интересуетесь? — И понизив голос: — Можем обтяпать дельце. Отыграем ее по какой-нибудь тухлой цене, а выручку пополам. Что, а? А чего ради навешивать им лишние деньги! Кстати, позвольте представиться. Гвидо Тисс из фирмы «Аугека».

Он вертел своей бамбуковой тростью и подмигивал нам с видом доверительного превосходства. «Эта тля в свои двадцать пять прошла уже огни и воды», — подумал я с ненавистью. Мужчину рядом с машиной было искренне жаль.

— Тисс… — произнес я. — Эта фамилия вам не очень подходит.

— Неужели, — сказал он, явно польщенный. Как видно, он привык получать комплименты за свою бойкость.

— Ну конечно, — продолжал я. — Сопляк — вот бы вам что подошло. Гвидо Сопляк!

Он отпрянул.

— Ну да, конечно, — промямлил он, приходя в себя, — двое на одного…