Три ступеньки в небо - [2]

Их заведение называется «Рикошет». Потому что, во-первых, там стоит бильярдный стол, а во-вторых, у них с Женькой небогатая фантазия, которая за десять лет и вовсе истощилась. Как и все их прочие начинания, «ресторан» успешно прогорает. Они вынуждены в целях экономии сами принимать заказы, сами рассовывать по почтовым ящикам рекламу, и даже – о стыд! – иной раз мыть посуду!

И все-таки он, Александр Игоревич Туманов, благодарен «Рикошету» за то, что тот подарил ему любовь всей его жизни. Вот так. Ни больше ни меньше.

Она пришла за пиццей. С подругой. И долго читала меню. А он в это время читал на ее лице, как в открытой книге, все одолевавшие ее сомнения.

– Аля, давай быстрее! – торопила ее подруга.

А она не спешила, словно давая ему как следует себя рассмотреть. В эти-то десять минут он и влюбился насмерть. Сердце стучало где-то в виске и почему-то справа. У него все перепуталось, и в голове, и во всем организме, который он до сих пор считал абсолютно здоровым. Оказалось, что в нем таится загадочная болезнь. Эта болезнь называлась любовью. Она мирно спала, пока к ней был иммунитет, но стоило ему увидеть эти огромные голубые глаза… которые она подняла от меню и, глядя ему в переносицу, тихо спросила:

– А что вы посоветуете?

«Пойти сегодня вечером на свидание со мной», – подумал Туманов, а вслух сказал:

– Вы мясо едите?

Она залилась краской и кивнула, будто признаться в том, что ты не вегетарианец, невыносимо стыдно. Он не выдержал и тоже покраснел, словно и в самом деле задал вопрос неприличный до крайности. «Господи, как глупо!» Вообще-то он не страдал ни косноязычием, ни застенчивостью. А тут как отрезало. В момент, когда надо было проявить весь свой неординарный ум и вообще все, на что он, Александр Туманов, был способен, он вдруг стал идиотом. Стоял и молчал, чтобы не сказать очередную глупость.

Когда Аля наконец выбрала пиццу, он уже был смертельно болен.

– Сколько ждать? – деловито спросила подруга. – Нам с собой.

«Здесь разве есть еще кто-то? – удивился он. – Кто-то кроме нас с Ангелом?» И сказал, обращаясь исключительно к смертельному вирусу, сразившему его наповал:

– Двадцать минут.

– Двадцать минут! – ахнула подруга и дернула ту, что уже была для него всем, за рукав: – Аля, идем отсюда!

– Давай подождем, – тихо сказал голубоглазый ангел, видимо что-то почувствовав. Как потом выяснилось, это была любовь с первого взгляда.

– Так долго, двадцать минут, – заныла подруга.

«Двадцать минут», – сладко пело его сердце, когда он нес на кухню заказ. «Если за двадцать минут ты не найдешь способа заполучить номер ее телефона, тебе лучше умереть».

Он сделал гораздо больше. Когда время истекло и пицца была готова, а ее телефонный номер все еще оставался неопознанным, Туманов вдруг сказал:

– У нас бесплатная доставка!

– Мы сами донесем, – скривилась подруга, которую он уже успел возненавидеть. Бывают же такие ведьмы!

– Есть некоторые тонкости момента. – И тут он наконец-то проявил находчивость. – Коробку нельзя переворачивать и вообще… Ее надо нести строго горизонтально, а для этого требуется мужская сила.

– Ну да? – округлила густо подведенные черным глаза ненавистная ему подруга.

– Я вам это говорю как профессионал.

– Я что, вчера на свет родилась? – обиделась та. – Будто я первый раз в жизни пиццу заказываю!

– Маша, не спорь, – попросил голубоглазый ангел. – Пусть отнесет.

– Ты разве не видишь, что он к нам клеится? – взвыла черноглазая.

«Да нужна ты мне, – со злостью подумал он. – И я не клеюсь. Для меня это вопрос жизни и смерти. Или я женюсь на этой девушке, или не женюсь вообще. Должен же я оставить на земле хоть кого-то? Сына или дочь…»

– Идемте, – позвала его Аля. – Я хочу, чтобы вы отнесли пиццу ко мне домой.

– Дура, – буркнула подруга. – Хоть бы раз ты сказала нет.

Аля и в самом деле была ангелом. Она ни с кем не спорила, ко всем обращалась на «вы» и никогда не повышала голоса. Вот и не верь после этого, что имя, данное человеку при рождении, не влияет на его характер! Потому что ее звали Ангелина, что и переводится с одного из древнейших языков как «ангелоподобная».

«Я искал ее всю свою жизнь», – счастливо думал Туманов, неся за Алей коробку с пиццей, как шлейф за королевой. «И наконец-то нашел! Говорила мне мама…» Что именно говорила мама, он помнил до последней запятой. А она говорила: «Женское счастье, Саша, – это тяжелый труд. Работа, которую надо делать изо дня в день. И главная часть этой работы – борьба с собственным эгоизмом. Чего проще сказать: пусть любит меня такой, какая я есть? И куда сложнее стать такой, какую он любит в своих мечтах».

Вот как раз эгоизма в Але не было ни капли. Ей даже не с чем было бороться, она и так жила для других, не для себя. Для брата, которого водила сначала в садик, потом в школу, а после школы в секцию заниматься хоккеем и в плавательный бассейн. Она жила для матери, которая много и тяжело болела и ей не на кого было опереться, кроме Али: отец их бросил. Аля работала и училась, ходила по магазинам и делала всю работу по дому. Ей просто некогда было жить для себя. За это он ее и полюбил.

– Ничего особенного, – сказал, увидев ее, Женька.