Три сонета Шекспира - [26]

— О чем ты так тревожно думаешь, Феликс? — спросила его Люба.

Он не ответил, пошел к двери. Она неуверенно оглянулась на работников прокуратуры и пошла за Николаевым.

— Мы весь Инск, все УВД на ноги поднимем, а Иванцову найдем, — успокоительно заверил Виртанен помощник прокурора. — Отдыхайте спокойно, Любовь Карловна. Это же надо, милицейской машине шины проколоть!..

«Быстро, однако, здесь разносятся новости», — подумала Люба.

Николаев уже сидел в своих «Жигулях».

— Сейчас мы едем в ресторан, — сказал он, улыбаясь.

— Сумасшедший! — сказала Виртанен, устраиваясь на заднем сиденье.

— Кое-кому надо пыль в глаза пустить.

— Кому? О ком ты все время говоришь? Ты уже заявил, что и раньше хотел кому-то помочь… Что в УВД…

— На УВД жизнь не кончается, дорогая моя. Твои ощущения, мои догадки — их к делу не пришьешь. Вот возьмут Иванцову… Или ты хочешь, чтобы тебе опять помешали?

— Ладно, что с тобой, сильным мужчиной, может сделать слабая женщина?! В ресторан, так в ресторан, — нехотя примирилась Люба. — Но мне нужно переодеться. Не могу же я появиться среди вашего бомонда в форменном платье с погонами?

…В гостиничный номер они зашли вместе. Люба, торопясь, распахнула шкаф и отпрянула, пораженная.

— Феликс, — протянула она горько и растерянно, — Феликс, у меня порезали всю одежду… — Она взяла в руки вешалку, с которой свисали разноцветные лоскутья. — Даже мундир…

— Спокойно, — сам не зная почему, сказал Николаев. — Это все ерунда. Не плачь, Люба.

А она и не плакала…

«Разинская. Такое могла придумать только она, — решил он. — Пытается напугать. Что же опасного для себя усматривает Разинская в действиях Любы? Ведь Люба идет по другому следу. Значит, что-то произошло в совхозе. Или Люба рассказала мне не все».

Он приоткрыл дверь, вытащил ключ, запер номер изнутри.

— Ну вот, так надежнее… Ты только не горюй. Я с тобой.

Ее огорченные глаза смотрели непонимающе, как у напрасно наказанного ребенка.

Николаев подошел к телефону и решительно снял трубку.

— Феликс, — Люба нажала на рычаг, — не вызывай милицию. Давай примем условия их игры.

— Думаешь, высунутся? Не надейся!

Он подошел к раскрытому шкафу, сочувственно, сокрушенно покачал головой и полуобнял Любу за плечи. Почувствовал ее тепло. Она прильнула к нему, Феликс отвел ее пушистые волосы и поцеловал в висок. Она стремительно обняла его. И так они стояли…

— Я вчера шла через степь. Долго-долго. Босиком, — прошептала она жалуясь. — Я звала тебя… Меня подобрали вертолетчики.

Он оторопел.

— А меня так и подмывало поехать туда за тобой. Как хорошо, что мы вместе…

— Хорошо… — отозвалась она, опустив руки, и доверчиво заглянула в его глаза. — Что же мне теперь делать? В чем я пойду в твой ресторан?

Он бодро ответил:

— Платья — ерунда, дело житейское, наживное. Посмотри, хоть купальник цел? Пойдем на пляж.

Она вяло порылась на полке с мелкими вещичками. Купальник не тронули.

— Переодевайся. И мой совет: найди какой-нибудь целлофанчик, сложи туда партбилет, паспорт, служебное удостоверение, командировку, — все документы, что есть при тебе, и возьми с собой. Я не шучу и не перестраховываюсь.

В большой пакет с зелено-оранжевым драконом Люба сунула казенное полотенце и свою сумочку с документами. Из номера они вышли вместе. Когда Люба запирала дверь, Николаев невольно обернулся — ему показалось, в конце коридора к черной лестнице метнулась какая-то фигура. Ясно, что за ними следят. Да, он был прав в своих догадках. Да и как могло быть иначе? Узнать бы, кого Разинская пустила по их следу? Но Любу пугать он не стал. Только крепко взял ее за руку и повел к машине.

Они выехали на дикий пляж. Курортники уже расходились. Темнело. Казалось, на пляже они совсем одни. Спокойное море поделила пополам лунная дорожка.

Они еще раз искупались. Кажется, Люба начала приходить в себя, но Николаев мучительно думал — за что так обошлись с Любой, что произошло в совхозе? И он спросил:

— Как же вышло, что ты ехала с Разинской?

— Она сама вызвалась меня подвезти. Симпатичная женщина. Мило побеседовали дорогой. Я много узнала об Инске, о том, как растут мандарины.

— А что ты ей говорила?

— Ничего!.. Она ни о чем не спрашивала.

— Странно. Неужели ее не интересовало твое расследование?

— Нет. Да и какое отношение… А вот Гуляеву сегодня будет явно не по себе. Его ждет окончательный допрос Нечитайло, а у нее в руках против него убийственные факты.

Николаева как кипятком ошпарило. Неужели все-таки Гуляев решил убрать Иванцова? Неужели Дмитрий потребовал повысить ставку? Так и повысили бы — хотя бы за его, Николаева счет. Ведь он от своей доли отказался сразу и категорически. Уж коль придет расплата, думал тогда, не за хищения привлекут. Только за пособничество. Да разве этого мало? Хватит мусолить одно и то же!

Он долго молчал. И вдруг сказал:

— Я тебя полюбил. Всерьез…

Он чуть отодвинулся, лег рядом. Его губы, когда он заговорил снова, касались ее щеки:

Признаюсь я, что двое мы с тобою.

Хотя в любви мы существо одно.

Я не хочу, чтоб мой порок любой

На честь твою ложился как пятно.

Пусть нас в любви одна связует нить,

Но в жизни горечь разная у нас.

Она любовь не может изменить,