Люди заходили. Этотъ воронъ и хвастатъ и говоритъ: — Князцовской зять страшной кислякъ![9]. — Я, — говоритъ, — полонъ вѣтку набилъ, а онъ, — говоритъ, — насилу на ѣду-ту. За этаго кисляка я бу и дочерь не далъ замужъ. — Князецъ на это ничего не говоритъ, не скорбится, и ничего, зналъ, што онъ этакой удалой. Ну и сказалъ зятю. — Ну, — говоритъ, — зять, пора тебѣ отцу матеръ идти. — Ладно!.. — говоритъ. — По утру стану собираться. — Утромъ просныватся, слышно на дворѣ, чего-то какъ погода шумитъ. Вышел-дакъ, огромной табунъ оленей. Это ему тесть отъ зятю далъ съ невѣсткой кочевать, пригонили оленей. Покочевали они со-женой. Вотъ эдакую даль, — сказалъ къ ней. — До камня докочуй до этого, а тутъ ночуй. — Ну, докочевала до этого камня. Выгребла мѣсто, поставила руйту. Сама волчицей обернулася, ударилась объ сыру землю и вернулась домой по огонь. Огонь-отъ не булъ, — у мужа огниво-то. Пришелъ онъ. — огонь у ней горитъ. Сумлѣватся: огнива нѣту, откуль же огонь (в)зяла? Ночлегъ этотъ прошелъ, мужъ ничего не сказалъ. Утромъ стали, опеть покочевали. Кочевали, кочевали. Какъ съ полудня своротить, сказалъ: — Поди вотъ (въ)это мѣсто докочуй, да тутъ ночуй. — Та покочевала, въ томъ мѣстѣ стала, ночлегъ выгребла, руйту поставила. Какъ руйту поставила, ударилась объ сыру землю, обернулась волчицей, убѣжала на ночлегъ опеть по-огонь. Тотъ пришелъ, ужъ у ней и огонь горитъ. Мужъ на это досадился, откуль же она, усомнился, огонь беротъ? Хто ей, люди ходятъ, или какъ? — Ну, — сказалъ къ ней, — вотъ кочевать, — говоритъ — станешь, тепера на моро выдемъ, по мору покочуемъ. По мору недалеко откочуй, да тутъ ночуй. Самъ поѣхалъ попередъ да и запалъ тамо-ка. — О хто же огонь кладетъ къ ней? — Сталъ караулить. Та прикочевала, мѣсто выгребла, руйту поставила. Обернулася сама волчицей и побѣжала назадъ по огонь: — головешку схватила и бѣготъ. Вотъ выдернулъ онъ стрѣлу и направился, стобы её убить. Она если эдакъ, дакъ и мене погубитъ. Стрэлилъ іи, она головешку бросила и назадъ драла́. Не стала (жить), убѣжала, отцу, матери. И олени всѣ за ней убѣжали, табунъ весь. Самъ отцу ушелъ. Отецъ ему говоритъ: — А йдѣ баба? — Она говоритъ, — я еще опасенъ, она меня систъ чего-ли. Я іи хотѣлъ убить, она назадъ убѣжала. — Отецъ его назадъ послалъ. — Твоя мати, — говорить, — эдакая же була, а я её этто привелъ. Дома ничего у ней стало. Я откудь же твою матеръ досталъ. Ты пошто сталъ убивать? — Пошелъ назад.
Пришелъ онъ назадъ туды, этому князцу… Сялъ возлѣ невѣсты; невѣста скочила, убѣжала. — Почего, — говоритъ, — ты пришелъ? Ты, — говоритъ, — меня убить хотѣлъ! — Большой братъ сказалъ: Э, — говоритъ, чего! То, — говоритъ, — я всѣ это дѣлалъ, то естъ, стобу онъ тебе хотѣлъ убить, для това́ дѣлалъ больше, стобу сестру посмотрѣть. Если такъ, мнѣ больше сестру не увидѣть за моромъ, — намъ не дойти. Она на это смилосердилась, пустила его опеть. Переночевали и опеть назадъ покочевали. Если ужъ чего дѣлатъ, онъ ужъ и не шевелитъ. Эта обертывался волчицей, по огонь бѣгатъ, не шевелитъ ужъ іи. Такъ и отцу прикочевали. Съ тѣмъ у нихъ и конецъ.
Записано на урочищѣ «У двухъ високъ» на р. Большомъ Анюѣ отъ обрусѣлаго юкагира Митрофана Татаринова.
Сообщено В. Богоразомъ.
