Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [182]

— Товарищи! Мы здесь, все присутствующие, конечно, должны выразить нашу глубокую благодарность… — Избач пропустил, кому мы должны выразить благодарность, а продолжил мысль так: — …и лично Николаю Венедиктовичу за то, что им была проделана такая работа по организации нашей встречи, такая кропотливая, потому что, конечно, нельзя же было пригласить всех желающих участвовать в такой вот высокой встрече, за то, что Николай Венедиктович нашел время выступить перед нами, творческими работниками, и так четко и критически обрисовать положение в области, за ориентацию нас на маяки, на передовой опыт, который мы и должны сделать всеобщим достоянием. Но… — тут Избач оглянулся и посмотрел на присутствующих с каким-то не вполне понятным недоумением, а все присутствующие посмотрели на Избача с недоумением вполне понятным: какие еще могут быть здесь «но»? Благодарит Николая Венедиктовича и вдруг — «но»? — Но, — повторил Избач, — нам надо учесть такой выдающийся факт: в наши дни в нашей литературе и в нашем искусстве в целом произошло событие огромного, я бы сказал, поворотного, исторического и глобального значения… Безусловно поворотного… Безусловно исторического. Еще раз подтвердившее истину: только великие люди могут без подготовки создать великие произведения! Я имею в виду появление такого цикла великих высокохудожественных произведений, как «Семена», «Крепость» и «Взлет»… В которых воплощен опыт литературы и жизни. Это действительно тот маяк, который ориентир как для нашей жизни, так и для всего искусства в целом и для литературы в частности. Теперь у нас есть эталон как величайшее средство борьбы с серостью в художественной литературе. Чего нам греха таить — разве мало у нас еще серятины? Почему? Одна из причин — старшее поколение писателей не дает истинного, творческого примера молодежи. Должен сказать со всей самокритичностью: я тоже отвечаю не на все письма творческой молодежи и очень часто ловлю себя, что отношусь к такой переписке формально, без души и не учитываю опыта Алексея Максимовича Горького. Но вот произведения «Семена», «Крепость» и «Взлет» — чему прежде всего они учат? Они прежде всего очень многому учат, но в первую очередь — самому внимательному отношению к человеку… как сегодня уже говорил об этом Николай Венедиктович, к че-ло-ве-ку!

Николай Венедиктович сидел за полукруглым столом, в самой его середине, постукивая рукой по красному сукну… Николай Венедиктович, в общем-то, попал в деликатное положение — он об этих произведениях, правда, говорил, но главное внимание на них сосредоточил вовсе не он, а Избач — вот кто! Это надо же было Избачу преподать всем нам, всему аппарату, самому Николаю Венедиктовичу такой потрясающий урок!..

Мы, аппаратчики, нас тут, кроме Николая Венедиктовича, было трое — я, Киреев и еще один работник культуры, мы все трое сидели как ошпаренные и мысленно хватались за голову: как это мы Николая Венедиктовича подвели, когда готовили ему справку для выступления на данном совещании! Не говоря уж о самих себе — себя-то мы, помощнички, как подвели?! В глазах Николая Венедиктовича?! Я подумал: «Сейчас, как только Избач кончит, снова заговорит Николай Венедиктович и наведет равновесие и скажет, что факт выхода таких произведений, как «Семена», «Крепость» и «Взлет» — это факт огромного значения и что обсуждение этого факта уже — уже! — включено в календарь следующего квартала, и что сегодняшнее совещание именно в этом плане — в плане подготовки к такому обсуждению и надо рассматривать…» Такого выступления я ждал от Николая Венедиктовича, он это умел хорошо — отреагировать на ходу, но Избач и не думал заканчивать свою речь, он думал и еще чем-то всех нас поразить…

И вот он снова поразил… Он сказал:

— Товарищи! Мне только что звонили из Москвы, мне точно известно, потому что мне только что звонили из Москвы: Союз писателей выдвигает эти произведения на соискание Ленинской премии. Мне даже кажется, что вообще в мире нет такой премии, которой достойны эти выдающиеся произведения, но для меня совершенно ясно одно: мы на сегодняшнем совещании должны поддержать это выдвижение, высказаться по нему со всей искренностью и поддержать. Во-вторых, мы должны провести обсуждение этих произведений сначала здесь, сейчас же, а затем и во всех творческих коллективах нашей области. Самое деятельное участие в этом важнейшем мероприятии должно принять наше отделение Союза писателей РСФСР. И я заверяю вас, дорогие товарищи, что весь наш Союз, что наше местное отделение Союза окажется на высоте поставленной задачи и проявит самую высокую активность!

Теперь вы поняли, что за фигура был этот самый Избач — Илларион Захарович Бачинский?! Ведь сколько лет я его знал, знал, можно сказать, насквозь, но что он такая именно фигура, на что он способен, этого я, оказывается, все еще как следует не знал!..

Николай Венедиктович, конечно, быстро сориентировался и, когда Избач наконец сел, он сказал, что сам по себе факт выдвижения — это очень радостный факт, вполне достойный нашей эпохи, но что выдвигать на премию эти выдающиеся произведения вот сейчас же, сию минуту и в составе данного совещания мы все-таки не можем, поскольку мы не коллектив, а только наиболее талантливые представители разных творческих коллективов. Но действительно как представители, вернувшись с этого совещания в свои коллективы, мы должны будем организовать там обсуждение с выдвижением. Собственно, ради этого и созвано было наше совещание, перед участниками которого имелось в виду задачу поставить, но товарищ Бачинский, в общем-то, спасибо ему, несколько опередил события, а теперь он, Николай Венедиктович, призывает поделиться своими мнениями по этому поводу. Пусть никто не стесняется, пусть каждый поговорит здесь искренне, от души!