Три прыжка Ван Луня. Китайский роман - [58]

Сквозь крошечное, не больше ладони, зарешеченное окошко подвала, в который его бросили, Ван видел извилистую торговую улицу с лавками и шумной многоцветной толпой, когда-то служившую подмостками для его проделок и авантюр. С левой стороны, как он знал, располагался рынок: туда выходила улица с храмом великого покровителя музыкантов Хань Сянцзы. Если идти прямо, можно быстро добраться до гостиницы, в которой одно время жил Ван, и до дома Су Гоу, впрочем, давно сгоревшего. Чуть дальше — та самая площадь, где в день убийства дусы упражнялись солдаты провинциальных войск.

Тогда-то Ван и столкнулся с сильнейшим искушением: ему захотелось остаться здесь, спокойно дождаться решения суда, претерпеть казнь через расчленение. Он не отдавал себе отчета в том, откуда взялось это страстное желание. Ему хотелось умереть не где-нибудь на чужбине, а среди мельтешения этих обманывающих друг друга плутов, среди всей этой трескотни, ударов гонга, голосов рыночных зазывал — здесь, на своей родине. В подвале Ван много думал о резких поворотах, случавшихся в его жизни. Как он оставил товарищей с перевала Наньгу, как всего несколько недель назад был гостем на роскошном пиру у Чэнь Яофэня. как погиб дусы, а еще раньше — Су Гоу, и как сам он когда-то обманывал, злобствовал, занимался воровством. Все это представлялось Вану невыносимым; и, напротив, он почел бы за благо, за величайшее счастье прямо здесь и сейчас претерпеть все, что ему суждено, — все до конца.

При задержании полицейские и охранник так суетились, что, заперев Вана, забыли отнять у него меч. Они очень радовались, что поймали опасного преступника. И только после того, как оба полицейских отправились в ямэнь и в городскую комендатуру, чтобы сообщить даотаю и воинскому начальнику о необычном задержании и выхлопотать для себя соответствующую награду, старому охраннику, отдыхавшему на скамье, пришло в голову, что меч-то остался у Вана. Охранник взял с подоконника дубинку, которую утром забыл один из погонщиков скота, спрятал ее в рукаве и, шаркая одетыми на босу ногу сандалиями, спустился в подвал; он собирался выкрасть меч у Вана; если оружие окажется дорогим — продать его, если же нет — просто показать в управе и попросить там награду за свое мужество.

Он отомкнул тяжелый висячий замок. Мыши сразу заметались под его опухшими от сырости ногами, прыгали, задевая штанины. Ван сидел на полу и смотрел прямо на старика. Охранник подошел ближе, спросил, как тот себя чувствует, не приболел ли часом, испытующе заглянул в лицо. Меч валялся довольно далеко от Вана, ближе к двери.

Ван поблагодарил за внимание; сказал, что рад был снова очутиться в Цзинани. Спросил, как поживает хозяин ближайшей гостиницы и на каком из рынков лучше всего идут дела.

Хозяину гостиницы, к счастью, жаловаться как будто не на что — тут охранник заметил меч, присел на корточки так, чтобы загородить его, нащупал за спиной рукоять, — что же касается столь любимого прежде Рынка Золотых Лепестков, то он постепенно пришел в упадок, с тех пор как гильдия цветочных торговцев отказалась вносить возросшую арендную плату. Теперь они торгуют на просторном дворе здания своей гильдии.

Удивительно, заметил Ван, как быстро меняется город. Но охранники остаются прежними. Воруют все, что ни попадется под руку. Только этот меч красть, пожалуй, не стоит — раз уж господин охранник был столь любезен, что сам оставил его своему пленнику. Меч — собственность одного человека из восточного Шаньдуна, чье имя он, Ван, охотно назовет, если господин охранник пообещает никому это имя не выдавать и согласится за высокое вознаграждение доставить меч его настоящему владельцу. Охранник, по-кошачьи изогнув спину, уже шептал пленнику, что тот вполне может на него положиться. А если Ван желает, чтобы его пусть тайно, но достойно похоронили, в достаточно благоприятном месте, то пусть лишь намекнет ему, охраннику, — прежде, чем вернутся те двое полицейских с клеткой для транспортировки преступников; он, охранник, уже многим оказывал такого рода услуги.

Тут с улицы донеслись громкие крики и брань. Ван выглянул в окно. Надзиратель над нищими избивал длинной палкой двух бедняков. Чиновник с голубым шариком на шапке наблюдал за этой сценой из своего паланкина и объяснял, что оба незаконным образом просили милостыню у него в доме, хотя дом этот находится не в их районе, — причем дважды на протяжении одного дня.

Ван вздохнул, опять уселся на землю и меланхолично сказал, что нет, город все-таки мало изменился. Потом вдруг с решительным видом поднялся на ноги, отряхнулся и, шагнув к охраннику, рывком приподнял его над землей. Когда тот попытался ткнуть его в грудь дубинкой, Ван подумал, что лишние осложнения ему ни к чему, швырнул завизжавшего старика на землю, лицом вниз, после чего, выскочив на улицу, размахивая мечом и надрывно вопя, обратил в бегство надзирателя над нищими вкупе с чиновником — и покинул негостеприимные пределы Цзинани.

Умирать не имеет смысла. Человек вообще мало что может изменить. Надзиратель неправ, но и нищие тоже неправы. Все трое уклонились от Дао. И все-таки кто-то должен первым ступить на правильный путь.