Три повести о Малыше и Карлсоне - [93]

Имя свое мальчик нам назвать отказался, боясь, что его имя попадет в газету, «потому что Малыш этого не хочет», сказал он, и вообще создается впечатление, что он очень привязан к своему младшему брату. Мы не можем открыть имя мальчика, но все же сообщим нашим читателям, что оно начинается слогом «Карл», а завершается слогом «сон». Но если человек не хочет, чтобы его имя было напечатано в газете, то мы обязаны с этим считаться. Вот почему мы на протяжении всей статьи звали его только «мальчик», а не «Карлсон», как его, собственно, и зовут".

— Он очень привязан к своему младшему брату, — пробормотал Малыш и снова вздохнул. А потом подошел к веревочке у окна и резко позвонил, это был сигнал Карлсону: «Прилетай».

И Карлсон прилетел. Он так и сиял.

— В газете есть что-нибудь интересное? — спросил он, выкапывая, как всегда, из горшка персиковую косточку. — Читай вслух, если это действительно интересно.

— Ты всякий стыд потерял, — сказал Малыш. — Разве ты не понимаешь, что ты все испортил. Нас с тобой уже не оставят в покое никогда.

— А кому нужен покой? — удивился Карлсон, вытирая свои испачканные в земле руки о пижаму Малыша. — Надо, чтобы было весело и забавно, а то я не играю. Ну, а теперь читай!

И пока Карлсон кружил по комнате, стараясь получше разглядеть себя в маленьком зеркальце, Малыш читал ему вслух статью. Он пропустил слова «невероятно толстый» и вообще все, что могло обидеть Карлсона, а остальное он прочел от начала до конца, и Карлсон был счастлив.

— Интересное знакомство — это про меня. Да, в этой газете каждое слово — правда.

— «Он очень привязан к своему младшему брату», — прочел Малыш и вопрошающе поглядел на Карлсона. — Эти слова тоже правда?

Карлсон перестал летать и задумался.

— Да, вообще-то да, — сказал он неохотно. — Удивительно, что можно привязаться к такому глупому мальчишке, как ты! Это только по моей доброте, потому что я самый добрый и самый милый в мире... Ну, читай дальше!

Но Малыш не смог читать, пока не проглотил комок в горле; значит, правда, что Карлсон привязан к нему! А на все остальное тогда наплевать!

— Хорошо, что я попросил их не называть моего имени в газете, правда? — сказал Карлсон. — Я это сделал только для тебя, ведь ты хочешь держать меня в тайне, в полной тайне.

Потом он схватил газету и долго с любовью разглядывал обе напечатанные там фотографии.

— Здесь, боюсь, не видно, до чего я красив, — сказал он. — И что я в меру упитанный, тоже не видно, гляди!

Он сунул газету Малышу под нос, но тут же рванул ее себе назад и горячо поцеловал свою фотографию, где он демонстрирует пропеллер.

— Гей-гоп, когда я себя вижу, мне хочется кричать «ура!», — сказал он.

Но Малыш отнял у него газету.

— Фрекен Бок и дядя Юлиус уж, во всяком случае, не должны ее увидеть, — объяснил он. — Ни за что на свете!

Он сложил газету и засунул как можно дальше себе в ящик. Не прошло и минуты, как дядя Юлиус приоткрыл дверь его комнаты и спросил:

— Газета у тебя, Малыш?

Малыш покачал головой.

— Нет, у меня ее нет.

Ведь она правда была не у него, а лежала в ящике стола, оправдывался он потом перед Карлсоном за свой ответ.

Впрочем, дядя Юлиус странным образом не проявил в тот день обычного интереса к газете. Его мысли были явно заняты чем-то другим, чем-то очень приятным, должно быть, потому что у него был непривычно счастливый вид. И потому ему надо было идти к доктору. В последний раз. Через несколько часов он уезжает к себе домой, в Вестергетланд.

Фрекен Бок помогала ему укладывать вещи, и Малыш и Карлсон слышали, как она его попутно наставляла: чтобы он не забыл застегнуть верхнюю пуговицу на пальто, а то еще продует, и чтобы он осторожно переходил улицу, и чтобы не курил натощак!

— Какова домомучительница, а? — сказал Карлсон. — Ей, наверное, кажется, что она его жена!

Но этот день странным образом оказался полон сюрпризов. Не успел дядя Юлиус уйти, как фрекен Бок кинулась к телефону. И она говорила так громко, что Малыш и Карлсон невольно услышали весь ей разговор.

— Алло! Это ты, Фрида? — начала она торопливо. — Ну как поживает твой прелестный носик?.. Видишь ли, это я уже слышала, но тебе больше нечего беспокоиться о моем носе, потому что я намерена его прихватить с собой, когда уеду в Вестергетланд... Ах да, я совсем забыла тебе сказать, что я собираюсь переехать в Вестергетланд... Нет, вовсе не в качестве экономки, а просто я выхожу замуж, хотя я и такая толстая... Ну, что ты скажешь?.. Да, конечно, ты имеешь полное право это узнать... За господина Юлиуса Иенсена, именно за него... да, это чистая правда, ты говоришь с госпожой Иенсен, дорогая Фрида... Я вижу, ты растрогалась... ты плачешь... Ну, ну, Фрида, не огорчайся, ты тоже еще можешь встретить хорошего человека... Прости, но мне некогда больше с тобой говорить, мой жених сейчас придет... Я потом еще позвоню, Фридочка.

Карлсон глядел на Малыша широко раскрытыми глазами.

— Скажи, есть лекарства, которые лечат дураков? — спросил он наконец. — Если есть, то надо срочно дать его дяде Юлиусу, да еще самую большую дозу!

Но Малыш ничего не слышал про такое лекарство. Карлсон сочувственно вздохнул, а когда дядя Юлиус вернулся от доктора, он подошел к нему и молча сунул в руку пятиэровую монетку.