— А я не вернусь домой без вас! Ни за что! — крикнул я.
— А как ты нашел меня? — спохватилась она вдруг.
— Я вам всё расскажу дома. Идемте!
Она минуточку подумала.
— Вот что, — решила она, — оставь мне свой адрес. Я приду к вам завтра после работы. Часов в шесть.
— А вдруг не придете?
И снова брови ее сошлись над переносицей и гневно сверкнули глаза.
— Если я сказала — приду, как же ты смеешь думать, что я не сдержу слова?
Я смутился и стал говорить ей свой адрес.
Она внимательно повторила его.
— А теперь иди домой. — И, повернув обратно, она стала медленно подниматься по лестнице. Наверху хлопнула дверь, а я всё еще стоял на площадке и не мог двинуться с места.
Не знаю, как я прожил эти сутки. Деду я ничего не сказал. А вдруг она не придет!
Утром в школе ребята обступили меня с вопросами, — а я как-то ничего не мог им рассказать.
— Оставьте его, — сказал Кирилл, — глупо приставать.
Вернувшись из школы, я не находил себе места. Придет?.. Не придет?..
Стрелка часов приближалась к шести. Дедушка пришел с работы, пообедал и прилег отдохнуть. Я ждал. Неужели не придет?.. Часы пробили шесть.
В начале седьмого раздался звонок.
— Я открою, няня! — крикнул я и побежал на кухню.
Она стояла на пороге страшно бледная, какая-то замученная. Видно, и она не спала ночь. Я молча взял ее руку и повел в нашу комнату.
— Погодите, я его предупрежу, — шепнул я ей.
Дед уже сидел на диване.
— Кто это звонил? — спросил он.
— Дедушка, я ее нашел. Это она. Она тут.
— На… нашел?! — Дед вскочил.
— Войдите! — крикнул я.
Она вошла и остановилась на пороге. Наступила такая тишина, что я услышал, как бьется мое сердце. Не знаю, сколько времени они молчали, не спуская глаз друг с друга.
— Машенька… жива?.. — глухим голосом спросил, наконец, дед. Она отрицательно покачала головой.
— Умерла? — прошептал он.
— Обоих фашисты убили, и папу, и маму. Они партизанами были на Украине. Меня соседи спасли, — неожиданно громко ответила она.
И я вдруг — в первый раз в жизни — увидел, как из глаз деда выкатились две слезы и упали на седую бороду. Я почувствовал, как комок подступает к моему горлу, и, чтобы не разреветься при ней, выскочил из комнаты.
* * *
С тех пор прошло уже четыре года. Маша тогда же переселилась к нам, она поступила в Высшее Художественное училище. Из нее выйдет талантливая художница. Я учусь в десятом классе. Мы с ней большие друзья, хотя она и называет меня «цыпленком». Я не обижаюсь. Я так счастлив, что у меня есть сестра! Она всего на три года старше меня, но ей пришлось столько пережить! Все мои товарищи очень полюбили ее, и они с Глебом иногда смеясь вспоминают встречу в трамвае и косичку. Ребята часто собираются у нас, — и какие споры разгораются иногда! Даже Кирилл начинает говорить с придаточными предложениями.
И дедушка и нянька в ней души не чают. Деда не узнать: он помолодел, повеселел. А у няньки любовь выражается в том, что ворчит она на Машу еще больше, чем на нас с дедом.
Сегодня воскресенье. Сильный мороз, а мы с Машей собрались с утра на каток. Нянька решительно запротестовала:
— Куда вы, непутевые, в такой холодище? И думать не смейте! Сидите дома, нечего носы морозить. Не пущу — и всё.
Дедушка за ее спиной лукаво подмигнул нам.
— Одевайтесь, я отвлеку ее, — шепнул он, когда нянька ушла.
Мы с Машей оделись, взяли коньки подмышку и стали у двери в кухню. Нянька возилась у плиты. Дедушка подошел к ней, стал рядом и заговорил о чем-то. Крадучись, на цыпочках, сдерживая смех, пробирались мы за их спинами и слышали, как нянька отчитывала деда.
— Ты-то сам хорош! Как маленький! Их еще учить надо, а ты потакаешь. Не видишь разве, — оба в яковенскую породу. Своевольщики. Неслухи. Упрямые. Оба — как есть в старика. Одно слово — патреты!