Три портрета эпохи Великой Французской Революции - [22]

Позже, в 1747 году, благодаря деятельному вмешательству Франкея, друга Руссо, к тому же нуждавшегося в его услугах, «Галантные музы» были наконец приняты к постановке на сцене Французской оперы. Возможна ли большая честь для композитора? Арии оперы разучивали прославленные певицы и певцы, оркестр, хор; ее не раз репетировали. Дело дошло до генеральной репетиции… и на том остановилось.

Примерно та же участь постигла и оперу Руссо «Нарцисс». То была первая музыкальная комедия, сочиненная Руссо еще задолго до переезда в Париж. В течение многих лет пребывания в столице королевства автор настойчиво добивался постановки ее на сцене театра. Все усилия были напрасны. Одно время казалось, что молодой композитор близок к успеху. Итальянский театр в Париже принял наконец его произведение к постановке. Принял, но не поставил. Единственным вознаграждением, полученным автором за его труды… было право бесплатного посещения итальянского театра.

Были ли музыкальные пьесы Руссо столь плохи, что их невозможно было ставить на сцене?

По всей вероятности (я не берусь с определенностью судить: данная, область далека от моей специальности), эти ранние творения молодого композитора и поэта были несвободны от недостатков, возможно даже весьма значительных. Сам Руссо позднее признавал, что порою его произведения казались ему во многих отношениях слабыми. Быть может, такое восприятие было порождено упадком душевных сил, горестными переживаниями; это было бы естественным.

Самая строгая проверка художественной ценности любого произведения искусства — проверка временем показала, что музыкальные творения Руссо не выдержали этого испытания. Но музыка середины XVIII столетия вообще почти не дожила до наших дней. Кто из популярных композиторов той эпохи сохранился в современном музыкальном репертуаре? Руссо в музыке был лишь одним из предшественников Глюка, может быть даже самым значительным предшественником. Но ведь и Глюк в наши дни композитор для избранных, его наследие — достояние узкого круга музыковедов, историков и теоретиков музыкального искусства, но отнюдь не широких кругов любителей музыки.

Вопрос следует поставить иначе: были ли музыкальные произведения Руссо ниже, слабее произведений современных ему композиторов, тех, что исполнялись на сцене королевского и других театров? Были ли оперы Руссо слабее, хуже опер его антиподов и противников?

На этот вопрос следует ответить отрицательно. Нет, конечно же, музыкальные пьесы Руссо были не слабее тех пьес, которым аплодировал французский зритель. Руссо пребывал в безвестности и нищете, тогда как имя, например, Рамо гремело по всей Франции. Но ведь и Рамо не выдержал и не мог выдержать того же испытания временем.

Горестность строк Руссо, когда он пишет или рассказывает о неудачах, преследовавших его музыкальные опыты, понятна и вполне объяснима. Он видел, он чувствовал несправедливость этого произвольного отбора. Он писал не хуже других, может быть, даже лучше. За время пребывания в Италии он прислушивался с вниманием (если угодно, с профессиональной придирчивостью — ведь он уже был автором ряда композиции) к итальянской музыке и не мог не воздать ей должное. Итальянская музыка ушла далеко по сравнению с французской: она была естественнее, проще, ближе к народной музыке.

Жан-Жак Руссо менее всего был копиистом. То был художник, по самому своему внутреннему складу всегда остававшийся оригинальным — в поэзии, в философии, в музыке, в мышлении, в самом восприятии мира. Он не перенял внешних особенностей итальянской школы. Но знакомство с итальянской музыкой не прошло для него бесследно. Оно усилило в его творчестве ту стихийную, озорную, веселую, певучую народную струну, которая всегда была ему свойственна.

Он испытывал отвращение к жеманной, искусственной или, напротив, жесткой, патетически торжественной ложно-классической музыке модных, осыпанных милостями монаршего благоволения композиторов. Жан-Жак Руссо не станет одописцем, прислуживающим двору и его клевретам. Он не хотел быть и будуарным певцом, создавать игривые, легкие мотивчики, разгоняющие скуку завсегдатаев нарядных салонов.

Перечитайте его «Письма о французской музыке» — не для того, чтобы принять их положения: они спорны и в них есть ряд утверждений, вызывающих и сегодня столь же решительные возражения, как и двести лет назад. Нет, «Письма» эти примечательны с иной стороны: они показывают, с какой принципиальной непримиримостью отстаивает Руссо свои взгляды на музыку39.

Вот почему неудачи, пережитые Руссо во всех его музыкальных начинаниях, означали для него нечто большее, чем серию личных проигрышей. В этой незримой, тайной войне — войне всегда в перчатках, без грубых жестов, без грубых слов — проигрывало то направление в музыке, в искусстве, которое он считал единственно правильным или по меньшей мере более передовым, лучшим, чем то, которому рукоплескали ложи и партер королевского театра в Версале.

VIII

За семь лет, минувших с тех пор, как мы расстались с Жан-Жаком Руссо в 1743 году, его положение в парижском обществе не изменилось. Он был по-прежнему желанным гостем в лучших гостиных Парижа. За Руссо укрепилась репутация оригинала. Он умел замечать и говорить то, что не замечали и не говорили другие. Он знал всегда что-то такое, чего не знали остальные. Он слыл умным человеком. Наконец — это считалось общепризнанным — Руссо был весьма одаренным композитором и поэтом. Он еще не добился признания и полного успеха? Его оперы не идут на сцене? Мало ли что бывает на свете? Музыкальные произведения Руссо охотно исполнялись в закрытых салонах, на подмостках частных театров. А признание — оно придет; не сегодня, так через год, через десять лет или позже. Ведь сколько добивался признания Жан Расин… В мире искусства так бывает…