Три покушения на Ленина - [25]

«Никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, нынешним комиссаром финансов.

Напротив меня сидел рабочий, которого явно смущало большое количество столового серебра. Он пробовал то одну, то другую столовую принадлежность, но вилкой пользовался исключительно для чистки зубов… Один раз вестовой не смог сдержать улыбку, когда спрошенный, какого вина ему угодно, красного или белого, он осведомился, которое крепче, и попросил крепчайшего».

Переговоры шли очень туго. Немцы, которые считали себя победителями, настаивали на отторжении от России чуть ли не восемнадцати губерний. Большевики то соглашались, то не соглашались, то меняли состав делегации, то принимали решение «восстановить боеспособность армии и получить возможность продолжать войну». Как только большевики заговорили о продолжении войны, германский Генштаб тут же организовал утечку информации о готовящемся наступлении своих войск. В Петрограде забили тревогу и потребовали отчета о состоянии русской армии. В тот же день в Смольный пришла паническая телеграмма.

«Никакой армии нет. Товарищи спят, едят, играют в карты, ничьих приказов и распоряжений не исполняют. Средства связи брошены, телеграфные и телефонные линии свалились. Орудия брошены, заплыли грязью, занесены снегом. Немцам все это отлично известно, так как они под видом покупок забираются в наш тыл на 35–40 верст от фронта».

Еще больше поразило сообщение, пришедшее из глубинки, из тех мест, где находились лагеря для немецких военнопленных. И хотя эта информация предназначалась для германского Министерства иностранных дел, ее с радостью перепечатали почти все столичные газеты.

«Республике немецких пленных – ура! В различных местах, где имеются большие лагеря для военнопленных, немецкие пленные, увидев царящий вокруг хаос, взяли на себя снабжение и руководство и теперь кормят не только себя, но и население окрестных деревень.

Местное население чрезвычайно довольно этим и вместе с немецкими пленными образовало нечто вроде республиканского управления, где всем заправляют пленные. Это, разумеется, совершенно необычное явление в мировой истории. Россия еще в большей степени, чем Америка, страна неограниченных возможностей».

Стало ясно, что ни о каком продолжении войны не может быть и речи. Но эсеры, меньшевики и анархисты за уступчивую позицию в Брест-Литовске критиковали большевиков отчаянно. Бросить их в беде немцы не могли и тут же протянули руку помощи. Когда у прибывшего в Петроград главы немецкой миссии графа Кейзерлинга спросили, собираются ли германские войска оккупировать Петроград, тот заносчиво ответил:

– В настоящее время таких намерений нет. Но подобный акт может стать необходимостью в случае антибольшевистских выступлений.

Самое странное – в этой критической ситуации сторонники Ленина продолжали верить в пролетарскую солидарность и в возможность мировой революции. Даже ведя переговоры в Брест-Литовске, они в открытую вели разлагающие немецкие войска пропаганду, забрасывая окопы листовками и используя радиообращения. Это подлое подстрекательство, а также заявление главы русской делегации Троцкого: «Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора» – так возмутило Генштаб, что командование германской армии возобновило боевые действия на Восточном фронте.

Не встречая сопротивления, немцы дошли до Двинска и вот-вот должны были взять Петроград. На всех заборах Петрограда появились патриотические призывы «Социалистическое отечество в опасности!», но защищать его было некому. Пришлось возобновить переговоры и подписать, как тогда говорили, «похабный мир».

Так, ценой потери 780 тысяч квадратных километров русских земель, на которых жило 56 миллионов человек, где добывалось почти 90 % каменного угля, выплавлялось 70 % металла, пролегало более четверти всех железных дорог, вырабатывался каждый третий метр сукна, сатина и ситца, большевики удержали власть.

А ведь всего этого могло не быть! Не было бы ни «похабного мира», ни гигантских территориальных потерь, ни разгона Учредительного собрания, ни Гражданской войны, ни бессмысленных жертв. Все могло, не начавшись, закончиться 1 января 1918 года. Для этого было все: были люди, были деньги, было оружие, было желание ценой собственной жизни остановить темные силы, ввергшие Россию в позор, бесславье и бесчестье.

Но все карты спутал Платтен! Да-да, тот самый Платтен, который привез Ленина в Россию и которому не сиделось в теплой и сытой Швейцарии. Когда говорят о роли личности в истории, то чаще всего называют Наполеона, Кромвеля или Петра I: мол, если бы не они, то развитие Франции, Англии и России пошло бы другим путем. Думаю, что применительно к этим именам утверждение о роли личности в истории бесспорно. Имя Ленина – тоже в этом ряду. Но не привези его в Россию Платтен, кем был бы Ленин? Да никем. Обычным политэмигрантом, каких тогда были сотни. Поэтому, говоря о роли личности в Истории, причем именно с большой буквы, перед именем Ленина надо ставить имя Платтена. Тем более, что Ленина он подарил России дважды: сперва доставил его в Петроград, а потом спас от верной пули, приняв ее на себя.