Три плова - [18]
Он повернул самолет назад и на тринадцатом километре от хребта увидел поселок. Внизу заиграли белые пятна бараков. Самолет пошел низом. Пилот с бортмехаником заметили людей: бородачи в полушубках, в черных войлочных шляпах, серо-зеленых шинелях.
Загеданцы увидели самолет, который кружил над тесниной минут десять. Потом он взял курс на станицу. На обратном пути пилот заметил и золотые прииски.
- Нашел пропавших, - доложил пилот, сделав в станице посадку, командиру этого небольшого отряда Исаю Баулу.
- Теперь сообразим, как получше упаковать наше продовольствие да как его сбросить, - сказал Баул. - Муку будем насыпать не до краев - пускай свободно болтается в мешках.
Он назначил первый полет на утро.
И машины вылетели с грузом - на каждой тридцать мешков с мукой. Горы затянуло облаками. Облака мешали самолетам набирать высоту.
- Досаждают, - посетовал Баул, - потолок ограничивают.
Вспыхивали, гасли и снова вспыхивали дожди. Это сулило неприятность: обледенение. Как-никак, наверху 6 градусов мороза.
Горные пики, крутые склоны, отвесные скалы, ущелья… На самолете «К-5», где за управлением сидел Баул, парашютов не было.
- В глубокой теснине! - пропел Баул.
Он раз сказал жене:
«Я пролетал вчера над тесниной Дарьяла. Как демон! И где он там, прах его возьми, приземлялся?»
«На автожире, что ли?» - тоже пошутила жена.
«Все вы нынче грамотные! - проворчал Баул. - Автожиры, геликоптеры…»
Здесь тоже не приземлишься. И вся-то загвоздка, что надо идти на бреющий полет в этом мрачном и узком, как труба, коридоре. Надо спустить машины с 2700 метров до земли. И нужно возвращаться на базу на малых высотах, по ущелью, лавируя между скалами.
Его машина снизилась до 50 метров и оказалась на уровне тех великолепных загеданских сосен, о которых ему говорили в станице. «Р-5» опустился еще ниже- он пролетал в десяти метрах от земли.
В первый разворот самолеты сбросили только вымпелы. Это воздух дал земле знак: к вымпелам не подходить, еще пришибет мешком.
Потом полетели и мешки - один, другой… И бородачи хлопали каждому
сброшенному с самолета мешку с мукой: первому, второму… На борту «К-5» было три человека, и они сбрасывали каждый раз по пять мешков, а с «Р-5» сбрасывали по одному. Пройдя бреющим полетом, самолеты набирали опять высоту. Двадцать пять мешков - двадцать пять бреющих полетов.
Когда машины повернули за следующей партией муки, снова ударил дождь. «А в городе как?» - подумал Баул, представив себе веселые ручьи, круто сбегающие с высокой Нахичеванской улицы, мокрых галок, повеселевшие акации…
«Горожанам одно удовольствие - освежит на бульварах зелень, прибьет на асфальте пыль…»
Вспомнился Пылеед. Стоит там на улице со своими царапинами, обиженный…
«Зря обидел малого», - пожалел мальчугана Баул.
В облаках мелькнуло «окошко», завиднелись бурлящие воды Лабы. На привале бортмеханик достал плитку шоколада и съел ее целиком. Баул тоже полез за шоколадом, но есть не стал.
- Аппетит пропал? - осудил его бортмеханик, заприметив, как командир опустил плитку в карман.
- По совести, надоел. В каждый полет шоколад…
- Ой ли? А не сказка про Ивана-царевича и Жар-птицу?
- Во всяком случае, не для барышни оставлена, так что твои догадки того…
А погода все нехороша. Под крыльями самолетов - то же нагромождение покрытых снегом откосов. Мрачный, красивый беспорядок природы. Пики наползали друг на друга. Ущелья непроходимы. И опять началась полоса бреющих полетов.
Переночевав у своих самолетов, летчики взялись с утра снова за перевозку муки. Как и вчера, жалось к баракам все население поселка. Бородачи в полушубках и серо-зеленых шинелях хлопали каждому падавшему с высоты мешку.
5
В городе дождя не было. Написав рапорт начальнику управления, Баул поехал домой. На углу Нахичеванской он увидел из окошка автомобиля Пылееда. Смастерив из веревок длинный пастушеский бич, мальчуган щелкал им направо и налево. Исступленно кружась на тротуаре, он поднимал вихри пыли. Лицо его сияло, будто его и не обижали.
- Черт его знает! - засмеялся Баул. - Он действительно какой-то пылеед!
Летчик остановил машину. Высунув из окошка голову, он поманил к себе увлеченного щелканьем бича мальчугана. Тот глянул на него недоверчиво, попятился.
- Да иди сюда, не бойся! - уговаривал его Баул.
Пылеед не шел. Он озирался на товарищей, беспристрастно наблюдавших сцену примирения. Показывая Пылееду на сумку, Баул похлопал по ней рукой. Пылеед вытянул голову, стремясь заглянуть внутрь машины.
- Иди же! - звал его Баул.
Пылеед все озирался на товарищей: как, мол, по-ихнему? Выдержал он характер? Может быть, довольно? И, осторожно ступая, перестав щелкать бичом, подошел к машине.
- Привет! - сказал Баул, протянув для пожатия руку.
- Привет, - повторил Пылеед, посматривая по сторонам.
- Ты на меня, хлопец, не дуйся! - Баул дернул его за вихор.- Я тебе обязательно когда-нибудь покажу двойную итальянскую.
- Что ж ты врешь! - снова обиделся Пылеед. - Двойная итальянская - это для булгахтеров.
- «Для булгахтеров»! - передразнил его Баул. - А впрочем, совершенно верно. - Он протянул мальчугану плитку шоколада: - Ешь, хлопец! Это знаешь какой шоколад? Это для летчиков шоколад. Кола!
