Три невероятных детектива - [10]

Мариус помахал номером «Пасс-парту», держа в другой руке выпуск «Голуа».

— Вот это и есть ежедневная газета без политических амбиций, а там — бульварный листок, начиненный церемонными, тщательно отредактированными формулировками. Взгляни, вот, статья про генерала Буланже, ради чего она здесь? Подготовленного им переворота республика уже не боится, и интерес к нему мигом угас. У французов ветреные сердца, они променяли своего белокурого идола на трехсотметровую башню. Публике, понимаешь ли, плевать на парламентскую газету, светские новости, финансовые обзоры. Она предпочитает пошлый фельетон, лишь бы ее держали в напряжении. Я руководствуюсь единственным правилом, приносящим доход: понравиться как можно большему числу читателей ради того, чтобы увеличить тираж. Флобер выразил это так: «Высоких тем не существует, король Ивето стоит Константинополя!»

Он провел Виктора за перегородку, где сидел человек, чьи пальцы оживленно бегали по клавиатуре странной машинки, работавшей на сжатом воздухе и плевавшейся клубами пара.

— Это маленькое чудо стоило мне целого состояния. Ее изобрел немец, эмигрировавший в Соединенные Штаты, Оттомар Мергенталер, запомни это имя, он гений! Она приехала прямым рейсом с той стороны Атлантики, и во всей Франции такой владею один я.

Он погладил машинку так, словно перед ним была любимая женщина.

— Славный линотип! У него клавиши с буковками, и он выдает типографскую строку, готовую к печати. Скорость, старина, скорость, в ней все дело! Я могу выпускать два, три номера в день! Скоро обоснуюсь вот на бульварах, расширю штат… В ближайшую неделю я открою серию: «День на выставке с…», это о светилах научного мира, знаменитостях литературы, изящных искусств, моды. Первым станет Саворньян де Брацца, он уже согласился. В наше время, когда из-за иммиграции многие скрежещут зубами, немаловажно напомнить, что тот, кто преподнес нам Конго, — итальянец, а французом он стал после того, как в 1870-е защитил цвета нашего флага. Налить стаканчик?

— Нет, благодарю, мне нужно сделать закупку книг.

— Не забудь о литературной хронике!

— Буду об этом думать. Я… я обещал одну книгу твоей иллюстраторше, Саша…

— Таша Херсон?

— Да. Хотел передать через посыльного, но не нашел ее адрес.

— Дом 60 по улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Берегись хозяйки, эта очкастая немка — сущий цербер!

Виктор поспешил откланяться, он чувствовал облегчение, словно школьник, которому удалось избежать насмешек. Какие цветы ей преподнести? Розы? Лилии? Он прыгнул в фиакр на улице Риволи и закрыл глаза, чтобы лучше обдумать этот вопрос.

На улице Сен-Пер, перед больницей Шарите, остановился фиакр. Из него вышел человек средних лет, в цилиндре, облаченный в темный редингот. Он перешел улицу, немного постоял у магазинчика Дебов и Галлэ, фабрикантов высококачественных и чистейших продуктов, и, прочтя назойливую рекламу ветрогонного шоколада с цукатами, проглотил слюну. Пройдя улицей Жакоб, где располагались такие знаменитые издатели, как Фирмен-Дидо и Хетцель, он наконец остановился у дома 18, у книжной лавки «Эльзевир». За стеклами витрин, на деревянных панелях, оправленных в зеленую бронзу, выстроились в ряд в старинных переплетах и современных обложках романы Мопассана, Гюисманса, Поля Бурже и Жюля Верна, последнее творение которого, «Два года каникул», красовалось на самом видном месте.

Незнакомец из-под руки обвел взглядом внутреннее пространство магазина, где, кажется, не было ни души. Нет, в самом дальнем углу он наконец различил сидевшего за маленьким столиком Кэндзи Мори, который что-то писал. Окруженный этажерками, битком забитыми книгами, ожидавшими, когда их наконец расставят по полкам, он переписывал каталожные карточки, выводя каждую строчку со старательностью школяра. Время от времени, прервавшись, он задумчиво посматривал на бюст Мольера на камине из черного мрамора, потом вновь опускал голову и макал в чернильницу перо.

Незнакомец улыбнулся, пригладил остроконечную бородку и толкнул входную дверь. При звуке колокольчика Кэндзи Мори повернул голову, а из подсобки в этот же момент появился служащий в серой блузе.

— Мсье Франс! — вскричали оба в один голос.

Вошедший сделал приветственный жест и подошел к прямоугольному столу, покрытому зеленым сукном.

— А куда это разбежались все стулья? — спросил он с забавным выражением лица.

— Я их снова убрал, — проворчал Кэндзи Мори. — Виктор не понимает. Те, кто приходит сюда поболтать, только мешают и смущают настоящих покупателей.

— А я?

— О, вы другое дело! Жозеф, принесите из задней комнаты стул для мсье Франса!

— Сию минуту! — крикнул служащий.

Когда двое мужчин удобно уселись за столом и Кэндзи разложил приготовленные для именитого гостя прекрасные издания, Жозеф Пиньо — в просторечии Жожо — вновь удалился и уселся на приставную лесенку, стоявшую за кассой. Каждый день после завтрака с позволения хозяина у него был небольшой перерыв, который он посвящал чтению. Жожо был признателен Кэндзи Мори за то, что тот дает ему время на отдых, ведь он занят в магазине до самого вечера: разбирает тома, купленные несколькими днями ранее господином Легри, сортирует их для зала продаж или для особо ценных клиентов. А еще нужно обслуживать покупателей, упаковывать книги, бывает что и на дом отнести. Если работенки накапливалось слишком много, господин Мори заводил речь о том, что надо взять второго служащего, но Жозеф настаивал, что вполне справится один, не желая иметь соперника в этом бумажном царстве, которое он считал своим персональным раем.