Три недели покоя - [25]

Шрифт
Интервал

Голос у неё оборвался, она стала. Она не умела, совсем не умела говорить большие слова, она их боялась. Владимир Ильич понял, взял её руку, крепко прижал к щеке.

— Спасибо маме, не видать бы мне без мамы Уфы.

— Милая Мария Александровна! — откликнулась Надя.

Немного они постояли и пошли дальше, на Случевскую гору.

Случевская гора — окраина Уфы, противоположная вокзалу и пристани, тоже над Белой, широким полукольцом обнимающей город. Здесь Белая резко вильнула от города в сторону. Случевская гора падает отвесно, с высоты её видны извилины убегающей Белой, пёстрые, жёлтые, голубые, цветные луга, островки липовых рощ на низком луговом берегу, соломенные кровли слобод, неуклюжий, еле ползущий паром и дорога на Оренбург под шатрами столетних вязов екатерининского времени.

Пузатый пароходик с зелёными боками и чёрной дымной трубой тянул связанный из сосновых стволов плот длиной в полверсты. На плоту построен домик, сушится на верёвке бельё, баба варит в котелке обед, подкидывая чурки в костёрик, разложенный на каменьях. Простая, вечная жизнь проплывала внизу под горой. Рыбачьи лодки точечками усеяли реку. Навалом лежали у лесных пристаней на той стороне тёмные от воды брёвна. А там, за пристанями, слободками, цветными лугами и липовыми рощами, раскинулись синеющие, затуманенные на горизонте дали.

Отчего дали манят? Отчего тревожат, волнуют, и покоят, и что-то торжественное и величавое будят и поднимают в душе?

Надежда Константиновна молчала.

Тишина, свет глаз, звук голоса, каждое движение её говорили Владимиру Ильичу о том, чего она почти не сказала словами.

— Ты рассказывай, ты, ну, Володя, пожалуйста!

В письмах, даже химических, он не мог всё рассказать ей о четырёх с половиной месяцах разлуки. Она хотела знать всё. Самым подробнейшим образом хотела знать о главном и неглавном. Неглавного не было. «Как ты жил, я хочу знать, где отдыхал, с кем был? Но прежде, конечно, о деле».

— Нет, сначала скажи, как ты жил. Ну, какая комната была? Куда выходило окно? Вот ты просыпаешься…

— Просыпаюсь и первым долгом: Надя! Каково тебе там в Уфе, на углу Тюремной и Жандармской!

Они смеялись. Всё было весело, всякий пустяк смешил. Владимир Ильич заразительно хохотал, и она смеялась в ответ его смеху и радости. Владимир Ильич снял пиджак, постелил на земле, она села на пиджак, он рядом, в траве, и они вдруг затихли после шуток и смеха, и хорошо было тихо молчать и глядеть на эти цветные роскошные дали за Белой.

Но было не только счастье. Было беспокойство.

— Надюша, а то?.. Что говорит доктор? Как идёт леченье?

Она была нездорова. Приехав из Шушенского, лечилась, лечение было затяжное и нудное, ей не хотелось говорить о таких скучных материях. Но он настойчиво спрашивал с ласковой бережностью.

— Ничего, Володя, всё идёт своим чередом, немного подлечиваюсь, всё нормально идёт. Ну, честное слово. Давай же, Володя, о Пскове.

И то, что Владимир Ильич почти в первый же день рассказывал ей о Пскове и своей работе там, именно ей, как никому, рассказывал с охотой, волнением, боясь упустить всякую мелочь, это и значило, как велика была их близость и связь.

Псков — Плескова по-древнему — стоял на мысу, образованном реками Великой и Псковой, когда-то воинственный, теперь провинциальный городок, хотя и губернский. Церквей уйма: и Василий «на горке», и Николай «со усохи», и Покров «в углу», и Воскресенье «со стадища». А заводов и фабрик, когда приехал Владимир Ильич, раз-два — и обчёлся. Оттого что рабочего класса в Пскове немного, власти не опасались высылать сюда неблагонадёжных лиц после тюремного срока. Высылались под особый негласный и гласный полицейский надзор за противоправительственную деятельность. На год, на два или на несколько месяцев. Много неблагонадёжных лиц служило статистиками в губернской земской управе. Владимира Ильича знали, читали написанную в Шушенском книгу «Развитие капитализма в России». Она стала марксистским учебником для социал-демократов, эта книга. Автора книги встретили хорошо, с интересом. Об этом Владимир Ильич рассказывал скупо.

Сразу в Пскове отыскались товарищи. Старый товарищ по Петербургскому «Союзу борьбы» Любовь Николаевна Радченко с двумя малолетними дочками жила высланной в Пскове. Приехали товарищи по сибирской ссылке — муж и жена Лепешинские. Приехали специально встретиться и поговорить о деле старые друзья по «Союзу борьбы», отбывавшие ссылку в разных местах, — Юлий Мартов, Александр Потресов, Исаак Лалаянц. Новые друзья появились. И, наконец, на квартире Любови Николаевны Радченко, в низеньком кирпичном домике, — совещание. Реальная, практическая подготовка «Искры». В полном смысле практическая. Созданы искровские группы. И даже деньги на первое время на создание «Искры» добыты.

— В один прекрасный, как говорится в беллетристике, день — весело рассказывал Владимир Ильич. — В одно воскресное утро…

Интересная личность Александра Михайловна Калмыкова! Вдова сенатора, учительница, владелица книжного склада в Петербурге на Литейном проспекте, издательница марксистской литературы. Годы не трогают её. Разве прибавилось морщинок у глаз да седые нити на висках чуть побелили тёмные волосы. А улыбка всё та же, молодая и умная, тот же проницательный взор, та же лёгкая поступь, и душа отзывчива на всё новое и смелое.


Еще от автора Мария Павловна Прилежаева
Зеленая ветка мая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Юность Маши Строговой

Широкоизвестная повесть лауреата Государственной премии РСФСР М. П. Прилежаевой о судьбе молодой учительницы, о первых шагах ее трудовой жизни, которые пришлись на грозные военные годы. Отношение героини к жизни, к людям, к своему делу являют собой образец высокой нравственности.


Осень

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пушкинский вальс

Повесть «Пушкинский вальс» — о жизни современных старшеклассников.


Всего несколько дней

Повесть о современном подростке, о выборе жизненного пути и профессии.


Семиклассницы

Повесть о жизни московских семиклассниц в годы войны.


Рекомендуем почитать
Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.