Три недели из жизни лепилы - [12]

Труп нашли по кровавой дорожке, которая вела на чердаке.

Администрация приняла меры по ужесточению внутреннего режима, но это не помогло. Вскоре произошло нечто совершенно необъяснимое. Среди бела дня единственный туалет в отделении оказался заперт изнутри, и не просто занят — занят в течение часа. Попытки вести переговоры с неизвестным оккупантом (барабаня в дверь руками и ногами) результатов не дали. Ответом было гробовое молчание. Заподозрив неладное, позвали слесаря и взломали дверь.

На толчке сидела мертвая немолодая женщина с приспущенными грязными подштанниками. Судебные медики не обнаружили ни следов насилия на теле, ни ядовитых веществ в органах и тканях. Предположительно — коронарная смерть.

Ни персонал, ни мало-мальски коммуникабельные больные не опознали покойной — ни визуально, ни по приметам. Так и осталось загадкой, кем была эта женщина, и что она забыла в нашем туалете.

Но хватит о трупах! Давайте лучше о двухсоткубовых пузырьках с пробками из красной резины. Нет даже намека на герметичность. Одно неверное движение — и ходи потом с вонючим пятном на полхалата.

Придерживая пузырек, я мягко, как кот, спустился на первый этаж, где чуть не столкнулся с имбецилом Васей.

Даже аборигены уже не могли вспомнить, кто, когда и зачем пристроил Васю в больницу разнорабочим. Весь свой разнорабочий день, а также свободное время он проводил в подвале, где ел, спал и пил с плотниками, сантехниками и электриками.

Вася довольствовался малым. От стакана «шмурдяка» он засыпал богатырским сном. Но обладал сверхъестественным обонянием, поэтому сразу ткнул заскорузлым пальцем в мой предательски оттопырившийся карман.

— Спирт! — за неполные сорок лет Вася освоил пять или шесть основных русских слов.

Я посмотрел в мутные глаза с грязно-желтыми склерами и натянул свою самую строгую маску.

— Лекарство.

Вася задумался. И все еще переваривал полученную информацию, когда я завернул за угол.

В приемном покое незнакомый мне интерн мял очередной живот.

Сестра строчила в журнале поступлений. После общего приветствия я прошел к столу и, скользя пальцем по больничной директории, позвонил в несколько отделений. Заручился чашкой чая. Всего получилось чашки четыре.

В случае непредвиденного шухера искать меня будут по составленной мною же цепочке. Тем самым я выигрываю минимум четверть часа.

Лаборатория находилась метрах в пятнадцати от меня. Коридор проходной. В непосредственной близости от заветной двери берет свое начало лестница. Свидетели могли нарисоваться с любого конца и в любой момент.

Я не спеша вышел из «приемника» и, убедившись, что путь свободен, рванул, как на пятьсот. Открыли быстро. Изо всех сил стараясь выглядеть естественно, я ужом проскользнул внутрь. Какой скользкий вечер!

— Не помешал?

— Что вы, Олег Леонидович! Вы за анализом?

Я покрутил в руках листок, в данный момент не представляющий никакой ценности. Положил его на холодильник.

— Да тут все нормально. Просто подумал… Сколько лет работаю в этой больнице, а ни разу не был в лаборатории. Не возражаешь против небольшой экскурсии?

Венера пожала плечами.

— У нас тут скромно.

И дальше что?

— Ну и такая девушка… каждую неделю вижу в отделении, а поговорить…

Как грузин с Курского вокзала.

Венера улыбнулась. Уже лучше.

— Вот, сам напрашиваюсь в гости. Не поздно для чая?

Десять минут двенадцатого.

— Я и сама собиралась.

Непохоже. На застланной банкетке лежала книжка. Интересно, что читают перед сном хорошенькие медсестры? «Дафнис и Хлоя». Ну ни фига себе!

— И как, нравится?

— М-м-м, не очень. Так, дал один знакомый.

Венера вытащила из тумбочки печенье и поставила чайник. На такой электроплитке нескоро закипит.

Только сейчас я заметил две разномастные емкости, затерявшиеся между микроскопом и штативом для пробирок, и придвинул оба имеющихся в нашем распоряжении стула как можно ближе к этому месту. И, естественно, друг к другу.

— Ну и холодрыга тут у вас! Ты не мерзнешь? — я вытащил пузырек.

— Олег Леонидович! На работе?!

— Да разве ж это работа? Сама видела.

В дверь постучали. Я потянулся за компроматом. Все знают, что врачи пьют на дежурствах. Но выступать в роли козла отпущения, даже не понюхав!

Венера жестом остановила меня. Потом поднесла к блестящим губкам свой наманикюренный пальчик и повела глазами в сторону темной каморки с реактивами. И правда, одним пузырьком больше, одним меньше. Лаборатория же!

— Открыто!

— Венер, дай заварки. У нас вся вышла.

Сестра из «глазок».

Через минуту Венера заперла наружную дверь. Я выглянул из своего убежища.

— Отбой тревоги?

— И так все дежурство.

— Тут еще я приперся.

Услышав ее малиновый смех, я испытал стеснение в штанах и бочком прошествовал к ближайшему стулу.

От второй дозы она отказалась, от третьей тоже. Мы болтали о том, о сем. Точнее, болтал я, а Венера любезно заполняла короткие паузы.

С чего начать? Провести по волосам и привлечь (слово-то какое милицейское!) к себе? Обнять за плечи? За талию?

Я увлекся и нечаянно смахнул на пол эмалированную кружку.

Кружка глухо стукнулась о потертый линолеум. Бормоча извинения, я нырнул вслед.

И уткнулся в теплые, бархатистые, не защищенные никакой синтетикой колени. В ушах зашумело (как потом оказалось, закипел чайник). Я сполз со стула, скользя горячими губами вверх по шелковистым бедрам. Трусы отсутствовали. Я обалдел от счастья.