Три мушкетера. Том первый - [13]

 Въ одну минуту весь домъ, начиная отъ кабинетныхъ дверей до выходныхъ, пришелъ въ волненіе.

 -- А! королевскіе мушкетеры позволяютъ гвардейцамъ кардинала брать себя подъ арестъ, продолжалъ де-Тревиль, внутренно бѣсившійся не менѣе своихъ солдатъ, но произнося слова отрывисто и погружая ихъ, такъ сказать, одно за другимъ, какъ удары стилета, въ грудь своихъ слушателей.-- А! шестеро гвардейцевъ его высокопреосвященства арестовываютъ шестерыхъ мушкетеровъ его величества! Чортъ возьми! я рѣшился! Я немедленно отправляюсь въ Лувръ, подаю прошеніе объ увольненіи меня изъ капитановъ королевскихъ мушкетеровъ, поступаю поручикомъ въ гвардію кардинала, и если онъ мнѣ откажетъ,-- чортъ возьми!-- сдѣлаюсь аббатомъ!

 При этихъ словахъ ропотъ, слышавшійся снаружи, превратился въ взрывъ. Со всѣхъ сторонъ ничего не было слышно -- можно было разобрать только ругательства и проклятія; восклицанія: "Чортъ возьми! Смерть всѣмъ чертямъ!" скрещивались въ воздухѣ.

 Д'Артаньянъ искалъ мѣста, гдѣ бы ему спрятаться, и чувствовалъ непреодолимое желаніе сунуться подъ столъ.

 -- Ну, что-жъ, капитанъ, сказалъ Портосъ внѣ себя,-- истина та, что насъ было шестеро противъ шестерыхъ, но мы были схвачены измѣннически и, прежде, чѣмъ мы успѣли обнажить шпаги, двое изъ насъ пали мертвыми, а Атосъ, раненый опасно, былъ не въ лучшемъ состояніи. Вы вѣдь знаете Атоса, капитанъ, онъ пробовалъ встать два раза и снова падалъ. Тѣмъ не менѣе мы не сдались, нѣтъ! насъ утащили силой. Дорогой мы спаслись. Что же касается до Атоса, то его сочли мертвымъ и преспокойно оставили на мѣстѣ битвы, полагая, что не стоитъ труда его уносить. Вотъ вся исторія. Чортъ возьми!-- не всѣ, вѣдь, сраженія выигрываются! Великій Помпей потерялъ сраженіе при Фарсалѣ, а король Францискъ I, который, какъ мнѣ приходилось слышать, не уступалъ Помпею, все-таки проигралъ сраженіе при Павіи.

 -- А я имѣю честь увѣрить васъ,-- я прокололъ одного его же собственной шпагой, сказалъ Арамисъ,-- такъ какъ моя переломилась при отраженіи перваго удара,-- Прокололъ или убилъ, капитанъ, какъ вамъ будетъ пріятнѣе и угодно.

 -- Я не зналъ этого, возразилъ де-Тревиль болѣе мягкимъ тономъ,-- кардиналъ, какъ я вижу, преувеличилъ.

 -- Но ради Бога, капитанъ, продолжалъ Арамисъ, который, видя, что капитанъ успокоивается, осмѣлился высказать просьбу:-- ради Бога, капитанъ, не говорите, что самъ Атосъ раненъ: онъ былъ бы въ отчаяніи, если бы это дошло до слуха короля, и такъ какъ рана одна изъ самыхъ опасныхъ, потому что черезъ плечо она проникаетъ въ грудь, то можно опасаться...

 Въ эту самую минуту поднялась портьера, и изъ-подъ ея бахромы показалась голова съ благороднымъ, прекраснымъ, но страшно блѣднымъ лицомъ.

 -- Атосъ! вскричали оба мушкетера.

 -- Атосъ! повторилъ самъ де-Тревиль.

 -- Вы меня требовали, капитанъ, сказалъ Атосъ де-Тревилю ослабѣвшимъ, но совершенно спокойнымъ голосомъ,-- вы меня спрашивали, какъ мнѣ передали товарищи, и я поспѣшилъ явиться за вашими приказаніями: что вамъ угодно, капитанъ?

 И съ этими словами мушкетеръ, одѣтый безукоризненно, какъ всегда, затянутый, вошелъ твердой поступью въ кабинетъ. Де-Тревиль, растроганный до глубины души этимъ доказательствомъ храбрости, поспѣшилъ къ нему навстрѣчу.

 -- Я только что говорилъ этимъ господамъ, прибавилъ онъ,-- что я запрещаю моимъ мушкетерамъ подвергать свою жизнь безъ нужды опасности, потому что храбрые люди очень дороги королю и король знаетъ, что его мушкетеры самые храбрые люди на землѣ. Вашу руку, Атосъ.

 И не успѣлъ новопришедшій протянуть ему руку въ отвѣтъ на это доказательство своего къ нему расположенія, какъ де-Тревиль схватилъ его правую руку и изо всѣхъ силъ сжалъ ее, не замѣчая, что Атосъ, какъ ни велика была его власть надъ собой, сдѣлалъ болѣзненное движеніе и поблѣднѣлъ еще болѣе, что казалось почти невозможнымъ.

 Дверь оставалась полуотворенной, такъ было сильно волненіе, произведенное появленіемъ Атоса, о которомъ было всѣмъ извѣстно, что онъ раненъ, несмотря на желаніе сохранить это втайнѣ. Послѣднія слова капитана были встрѣчены одобрительными восклицаніями, и двѣ или три головы, увлеченныя восторгомъ, показались изъ-за портьеры. Безъ сомнѣнія, де-Тревиль тотчасъ бы остановилъ это нарушеніе правилъ этикета, какъ вдругъ почувствовалъ въ своей рукѣ, что рука Атоса судорожно сжимается, и, взглянувъ на него, замѣтилъ, что тотъ падаетъ въ обморокъ. Атосъ, собравшій свои послѣднія силы, чтобы превозмочь свою боль, въ эту самую минуту, наконецъ, побѣжденный ею, какъ мертвый свалился на паркетъ.

 -- Хирурга! вскричалъ де-Тревиль.-- Королевскаго хирурга! лучшаго! Хирурга, или, Sangdieu!-- мои храбрый Атосъ умретъ.

 На крикъ де-Тревиля всѣ бросились въ его кабинетъ, двери котораго оставались открытыми, каждый суетился около раненаго. Но всѣ эти хлопоты были бы безполезны, если бы требуемый докторъ не оказался въ самомъ зданіи; онъ раздвинулъ толпу, приблизился къ Атосу, все еще лежавшему безъ чувствъ, и такъ какъ весь этотъ шумъ и все это движеніе очень стѣсняли его, онъ прежде всего счелъ необходимымъ попросить, чтобы мушкетера перенесли въ сосѣднюю комнату. Тотчасъ же де-Тревиль отворилъ двери и указалъ дорогу Портосу и Арамису, которые унесли на рукахъ своего товарища. На этой группой послѣдовалъ хирургъ, а за хирургомъ двери снова затворились.