Три мгновения грешного лета - [36]

Несколько секунд Светлана раздумывала, признаваться ли ей в своих литературных грехах.

– Был период, когда меня сильно потянуло на творчество, – решила она все же признаться. – Я писала каждый день по несколько часов. Но затем пришла к заключению, что все это несерьезно, что это в худшем виде дамская проза. Чувства, любовь, измены, страдания героини. В конце концов, я решила, что не стоит смешить мир. Количество написанной дряни не поддается измерению и грозит отнять пальму первенства самой высокой горы у Джамалунги. И не стоит увеличивать ее высоту.

– Мне кажется, вы слишком сурово себя судите, – заметил Стефанов. – А могу я взглянуть на ваши творения? Только не говорите, что вы их уничтожили. Это не так. Они спокойно пребывают в вашем компьютере.

Светлана невольно засмеялась. Она действительно хотела привести именно этот аргумент. И как он догадался? Стефанов понял ее мысли.

– Догадаться было нетрудно. Я сам автор и хорошо представляю авторскую психологию. Ему легче поднять руку на самого себя, чем на то, что он написал. Согласитесь, что в глубине души мы не верим в собственную бездарность, и таим надежду, что однажды наше творчество все же получит признание. Даже если это случится после нашей смерти. В литературе, в искусстве таких примеров – тьма. Почему мы тоже не сможем оказаться среди этих непризнанных своевременностью гениев?!

– Не буду скрывать, такие мысли в свое время меня посещали. Но мне кажется, я все же достаточно хорошо разбираюсь в литературе, чтобы трезво оценить, чего стоит мое произведение. И, кроме того, мне кажется, что я никогда не страдала авторским самоослеплением, когда каждая написанная тобою строка представляется гениальной и неповторимой. Просто что-то накатывало периодически на меня, требуя, чтобы я позволила этому выбраться наружу. Вот я и помогала это сделать. Не более того. То, что я писала, скорее всего, было неким способом самоосвобождения. Таким своеобразным образом я решала собственные проблемы.

– А разве любое творчество не преследует те же цели? Художник подсознательно ощущает, как наполняется каким-то внутренним содержанием и испытывает сильнейшее желание выразить его в какой-то определенной форме. Так рождается любое творчество. И гениальное, и бездарное. Механизм один. Результаты разные.

– Вы правы и не правы, – задумчиво произнесла Светлана. – Вы правы в том, что творчество является освобождением, но вопрос в том, от чего мы желаем освободиться. Если только от внутреннего напряжения, то этого явно недостаточно, чтобы получилось бы что-то значительное. В этом случае мы начинаем барахтаться в собственных мелких чувствах и в результате получается нечто убогое и скучное. Вот если человек делает попытку освободиться от самого себя и перейти на другой уровень осознания бытия, то лишь тогда возникает шанс, что может появиться настоящее творение. Чем дальше мы удаляемся от себя, тем более великое произведение может быть создано. Мы – это лишь точка, из которой начинается бесконечный путь.

– Вот вы какая! – воскликнул Стефанов. – После ваших слов мое желание прочитать ваши произведения лишь многократно усилилось.

– И все же мне не хочется вас разочаровывать.

Он бросил на нее какой-то странный взгляд.

– В своей жизни я так часто разочаровывался, что перестал бояться этого чувства. Даже если ваше творчество мне не понравится, это нисколько не изменит мое отношение к вам, как к замечательной, умной и талантливой женщине.

– Вы меня перехваливаете, – улыбнулась Светлана, хотя не могла не отметить, что похвала Стефанова ей приятна. – А это вредно для подчиненных, они могут зазнаться. Я подумаю над вашим предложением. Но не обещаю, что соглашусь. Не из-за боязни, что вам эта писанина не понравится, а…

Она вдруг поняла, что не знает, как завершить фразу. За нее это сделал Стефанов.

– Вам не очень приятна мысль, что я, таким вот образом, проникну в некоторые ваши интимные переживания.

– И это – тоже, – согласилась Светлана, удивляясь его прозорливости. – Есть вещи, которые стесняешься обнажить даже перед самыми близкими людям. А мы все же не так уж и давно знакомы.

– Разве в этом вопросе время имеет значение? – даже излишне горячо возразил Стефанов.

Мне кажется, что да, – не совсем уверено ответила она. – По крайней мере, если человека знаешь давно, то это как-то успокаивает.

– Вы мне не доверяете?

– Нет, это не то. – Она почувствовала, что сама себя загнала в угол. – Есть люди, которые как бы все на виду. А я принадлежу к тем, кто не так-то легко открывается. Иногда даже самой себе. Я воспринимаю это скорее как серьезный недостаток. Но тут уж ничего не поделаешь, я такая, какая есть. Мы все заложники собственных натур.

– Мне бы хотелось поскорее преодолеть лежащий меж нами лед недоверия, – произнес Стефанов, смотря вперед себя.

– В некоторых вопросах не стоит спешить, все должно идти естественным образом. Иначе можно наломать дров. Такой опыт у меня уже имеется.

– У меня тоже есть такой опыт. И все же он не ослабевает моего желания.

Стефанов остановил машину возле дома Светланы.

– Вот и приехали, – довольно грустно проговорил он и красноречиво посмотрел на нее.