Три метра над небом. Трижды ты - [6]

– Но я не драчун и никогда им не был.

– Ну ладно, раньше ты был таким, что это должно было оттолкнуть меня от тебя, но, как ни странно, ты мне нравишься еще больше.

Мимо проходит уборщица.

– Добрый день! – здоровается она.

– Добрый день, – отвечаем мы почти в унисон. Может, она что-то и слышала, но мне все равно.

– Послушай, Франческа…

– Нет, это ты послушай. Я знаю, что ты собираешься жениться. Знаю, но не говорю тех глупых слов, которыми бросаются некоторые женщины, я не ревнива… Я сдержанна, ни с кем не разговариваю, об этом не узнала бы ни одна живая душа. Ты хоть когда-нибудь что-нибудь про меня слышал?

– Нет, действительно, нет.

Она упирается руками в бока и мотает головой, освобождая свои чудесные темно-каштановые волосы, густые и сильные, уложенные в стиле Эрин Брокович.

– Да ладно, я это сказала просто так, к слову. Но у меня правда не было ни с кем романов в клубе, так что можешь быть спокоен. Тем более что всех здешних ты бы мог запросто уложить, драчун. – Она замечает, что я собираюсь что-то сказать, и сразу же себя поправляет: – Раньше ты не сдерживался.

– Вот это правильно. Так-то лучше.

– Послушай, Стэп, а ты не мог бы сделать усилие? Давай попробуем и посмотрим, что из этого выйдет. Я не хочу поднимать шума, но с тех пор, как я тебя узнала, мне… В общем, короче говоря, мне хочется быть с тобой.

Внезапно она делает странное движение, переносит свой вес на другую ногу и, может быть, почти непроизвольно приобретает более сладострастную – да, более возбуждающую – позу. Короче говоря, она хочет, чтобы у меня возникло желание рассмотреть ее предложение. Стоя передо мной, она немного наклоняет голову набок, словно спрашивая меня: «Хорошо, ну и что ты собираешься делать?» Она напоминает мне Келли Леброк в конце фильма «Женщина в красном», когда, лежа в постели голой, она говорит Джину Уайлдеру: «Ну что, ковбой, вперед, и бери то, что хотел».

Франческа смотрит на меня весело, с любопытством, с той слабой надеждой, которая, впрочем, быстро рассеивается.

– Мне жаль, серьезно. А теперь извини, но мне нужно идти: меня ждут на корте, чтобы сыграть партию в падел.

И я ухожу, не оглядываясь. Мне даже становится почти смешно, когда я представляю, что она могла бы подумать: «Даже не верится: он предпочел идиотский мяч моим дынькам!»

5

К тому моменту как я прихожу на корт для падела, команды уже подобрались, и мне предстоит играть в паре с неким Альберто, которого я почти не знаю. Зато два наших противника сразу же переглядываются, посмеиваясь, как будто победа уже у них в кармане.

– Будешь подавать? – спрашиваю я у Альберто.

– Нет-нет, начинай ты, так будет лучше.

– Вы готовы?

Противники кивают. Тогда я подаю и сразу же бегу к сетке. Они пытаются наносить перекрестные удары, посылая мячи ровно между мной и Альберто. Может, они хотят, чтобы мы ударились ракетками, но я не вижу в этом проблемы: в крайнем случае, моя ракетка сломается; подумаешь, какое дело. Но Альберто, впечатлительный и встревоженный, даже не пытается отбивать, и тогда сразу же отбиваю я – да с такой силой, что он пролетает над ними настолько высоко, что становится недосягаемым.

– Отлично! Пятнадцать ноль.

Ну вот, партия, возможно, будет неплохой. Двое наших противников переглядываются: похоже, они уже не такие самоуверенные, как в начале. Я опасаюсь только одного: не чересчур ли она приветливая, эта улыбка Альберто? А вдруг он голубой? Но даже если это и так, меня это не особенно волнует: мы набираем очки, действуя идеально слаженно. Мы с Альберто не оспариваем друг у друга первенства, не сталкиваемся, понимаем, как перемещаться в пространстве, как заполнять его. А они потеют, упорствуют, мечутся из стороны в сторону, время от времени сталкиваются и падают на землю, как сейчас. И я наношу очень удачный удар, посылая мяч с другой стороны корта.

– Очко!

Мы продолжаем в том же духе – потея, бегая, напрягаясь. Альберто бросается на мяч, и ему удается отбить удар, падая на землю. Он играет отлично и, независимо от того, в какую сторону бежит, всегда по-настоящему стремителен и внимателен. К тому же у него отличная интуиция. Он поджарый и гибкий.

– Очко!

На этот раз Альберто протягивает ко мне правую руку и изо всех сил хлопает по ней своей ладонью, гордясь очком, заработанным после тяжелого обмена ударами. Теперь их очередь. Один из них готовиться подавать, высоко подбрасывает мяч, заводит за него короткую ракетку и подпрыгивает, чтобы ударить по нему еще сильнее. Мяч, отскакивая от ракетки, летит с невообразимой скоростью. Я инстинктивно успеваю поднести ракетку к лицу и отбить мяч, и он изо всех сил бьет по другому противнику, попадая ему в нижнюю часть тела – туда, где у него другие мячики.

– Извини, я не хотел…

Мяч оказывается на земле. Вместе с ним падает и ушибленный парень.

– Извини меня, правда.

Изображая озабоченность, к нему подходит Альберто. Под предлогом того, что ему надо подобрать мяч, он нагибается и шепчет мне на ухо:

– Отличный удар, черт побери.

Меня разбирает смех, и, когда я слышу эти слова, которые он прошептал мне так задушевно, таким заговорщическим тоном, мне кажется, будто я вновь слышу моего старого друга – Полло. Я оборачиваюсь, чтобы его отыскать, но вижу только Альберто, который мне улыбается и подмигивает. Я отвечаю ему тем же, но уже через секунду он – если бы он умел читать эмоции по лицу – увидел бы всю мою печаль.