Три любви - [28]

Опершись на весла, Фрэнк разразился хохотом так, что даже лодка закачалась.

Люси почувствовала, как сердце бьется у нее в горле. Она не была фанатиком веры, и ее отношение к религии было довольно сентиментальным – но как могли они вести себя столь легкомысленно, к тому же перед ребенком! Пусть Эдвард немного напыщенный – разве она не ела его хлеб?

– Прекратите! – резко воскликнула она. – Я этого не потерплю, запомните раз и навсегда!

Анна медленно подняла веки и улыбнулась Люси.

– Просто немного повеселились, – дружелюбно произнесла она.

– Такое веселье мне не по душе, – процедила Люси, у которой пылали щеки.

Мур раздраженно дернул плечами. Последовала неловкая пауза, потом он молча взялся за весла. Люси тоже молчала. Ей было больно видеть такое выражение на лице Фрэнка, и она понимала, как сильно любит его. Она обрадовалась, когда они доплыли до мыса и с шумом вытащили лодку на гальку. Напряжение спало. Потом они все вместе вошли в лес и по тропинке направились к ручью Ардмор. Здесь после солнцепека открытого моря было прохладно и тенисто. Прожилки на листьях дубов уже были тронуты охрой, желтоватая зелень платанов оторочена красным, но листва еще не облетала. Под деревьями росли высокие зеленые папоротники, их листья со свистом рассекали воздух, когда Питер пробирался сквозь них. Для него в этом путешествии не было ничего сложного, но его привлекало приключение – глаза мальчика сверкали, а удочка, сконструированная по принципу жалкой экономии и с выгодой проданная мистером Гоу за одиннадцать пенсов и три фартинга, была выставлена вперед наподобие копья, ведь Питер прокладывал себе путь по первобытным зарослям!

Они шли вверх по течению ручья. После дождей он обычно низвергался с верхней вересковой пустоши бурным и мутным потоком, но сейчас по синевато-серому руслу струилась кристально чистая вода. За крутые берега цеплялся влажный мох, а над поющей водой, как оленьи языки, свисали длинные бледные ленты папоротников. Влажный аромат травы смешивался со сладким запахом высохшей на солнце глины.

Наконец они подошли к запруде. Питер отбежал в сторонку и, распугивая рыбу, стал возиться со своей удочкой из орешины – привязал леску, нанизал на блестящий крючок извивающегося червя, извлеченного из жестянки, и, согнувшись, забросил леску.

Пока Люси наблюдала за сыном, поглощенным своим занятием, ее настроение изменилось – она вдруг расслабилась, успокоилась и вновь обрела уверенность. Эта глупая, нелепая вспышка – просто чепуха, дурацкая фантазия! Повернувшись к Анне, она с улыбкой спросила:

– Будешь ловить рыбу или собирать ягоды?

– Подожду, – ответила Анна, – и посмотрю, что тут произойдет.

– Да, – сказал Мур, – мы выудим тебе кита.

– Побудь здесь, мама, пока мы не поймаем хоть одну рыбу, – попросил Питер.

– Мне кажется, – улыбнулась Люси, – тебе захочется удивить меня, когда я вернусь из леса. К тому времени ты успеешь поймать две или три рыбы. – Она уверенно кивнула и, взяв свою корзинку, добавила: – Постараюсь найти тебе немного янтарных ягод.

Так они называли сладкие логановы ягоды, изредка попадающиеся среди лесной малины.

– Ой, хорошо, – обрадовался Питер, который любил эти ягоды, – так и быть.

Люси отошла на несколько шагов, повернулась, помахала рукой и направилась к опушке леса.

Подле низкой каменной стены она наткнулась на заросли малины и принялась собирать ягоды. Свисая на тонких цветоножках, кое-где освещенные солнцем, они сверкали, как гроздья гранатов, – россыпь малиновых крапинок на зеленом гобелене. Отодвигая побеги малины, она заглядывала под серебристые с изнанки листья. По большей части бархатистые ягоды легко отделялись от бесцветной сердцевины, но иногда спелая ягода лопалась в пальцах, пачкая их красным соком.

Корзинка, висящая на локте, становилась все тяжелее. Вокруг царила глубокая тишина леса. Люси погружалась в эту тишину, по временам нарушаемую еле слышными звуками: шуршанием листьев, хрустом ветки под ногой, воркованием вяхиря, доносящимся с высокого бука. Постепенно Люси начала осознавать свою уединенность, которая стала давить на нее, и, бросая взгляды по сторонам, она заторопилась со сбором ягод. Ей вдруг захотелось вернуться в теплую компанию. Сердясь на себя за глупость, Люси повернулась и почти побежала прочь из зарослей.

Возле запруды она замедлила шаг и громко позвала спутников.

Но ответа не последовало. Выйдя из-за кустов, она увидела только Питера и резко остановилась. Улыбка исчезла с ее лица.

– Где остальные? – воскликнула Люси резким голосом, выдававшим ее смятение.

Увлеченный рыбной ловлей, мальчик покачал головой, не отрывая глаз от узкой коричневой полоски – она колыхалась на фоне темной тени, которую отбрасывал нависающий берег.

– Наверное, где-то поблизости, – рассеянно ответил он.

С минуту Люси стояла неподвижно, потом с усилием пошевелилась, опустила на землю корзинку. Безо всякого воодушевления она медленно набрала сухих веток, разожгла костер и поставила чайник с водой.

На берегу запруды Люси зачерпнула мягкий влажный песок и, за неимением мыла, принялась сосредоточенно оттирать им руки. Мелкие песчинки были до блеска отполированы сильным течением. Холодная быстрая зыбь, как молоко, пенилась вокруг ее рук. Вдруг Люси вздрогнула от резкого вскрика. Фрэнк с Анной вернулись, со смехом продираясь сквозь папоротники, – беззаботные и веселые, как будто ее вообще не существовало. В ней заговорило чувство собственника. Но она и виду не подала – выражение лица оставалось холодным, а в душе разгорался гнев. Как гром среди ясного неба, на нее накатило смутное, непостижимое чувство, которое невозможно было описать, – ни ревность, ни подозрение: то и другое казалось одинаково нелепым. Не то чтобы она хотела обвинить Фрэнка в недостойном поведении, это было бы абсурдно, но почему-то у Люси возникла уверенность: между этими двумя царит полное взаимопонимание. Это возмутило и озадачило ее.