Три кругосветных путешествия - [38]
Касательно сведения о ценах российских товаров в Лиме я старался узнать их, поелику ничего в убыток не продал, а касательно лимских товаров в России руководствовался сведениями Красильникова, наставлениями которого пользовался и сам г. Молво. Впрочем, я и доныне утверждаю, что невероятно, чтобы хина, привезенная через Кадикс и Англию в Россию, стоила то же, что хина, привезенная прямо из Перу. Доныне утверждаю, что удачное открытие российского торга в Лиме превышает всякие частные расчеты и не можно, кажется, обвинять того, кто в видах бескорыстных и государственных на такое открытие пустился и совершил оное…
Ром в порте Джексоне никогда продаваем не был. Правда, что меняли оный за разные редкости, за мытье белья и прочее, и то не две пипы, а не более 1/3 пипы. Остаток же был по временам раздаваем команде в Ситхе, алеутам за привоз дичи и проч. Если ж что подобное и случилось, чего, однако ж, мне было неизвестно, то уповательно чрез самого г. Молво, который без моего позволения и без ведома свез ночью 3-анкерный бочонок рому к себе на квартиру. Весь оный употреблен быть не мог, а, вероятно, часть была продана, что и узнал я случайно, зайдя к нему в комнату; чтоб г. Молво имел на то позволение от тамошнего губернатора, тому я верить не могу, поелику губернатор ни с которого судна не позволял свозить за один раз более 2 или 3 галлонов. И удивительно для меня то, что губернатор, не сказав мне о такой торговле ничего, объявил будто бы о том г. Молво.
Касательно огорчения губернатора и скорого будто бы моего отплытия явно доказывается ложное показание тем, что за день перед выходом моим из порта Джексона губернатор пригласил меня, всех офицеров и самого г. Молво к себе обедать, что на другой день поутру при пушечном выстреле отдал я паруса (знак, что снимаюсь с якоря), что губернатор прислал ко мне офицера пожелать нам счастливого вояжа и поблагодарить за тихое и скромное пребывание нашего экипажа в порте сем, причем прислал и просил принять корзину с апельсинами и вареньем, что, снявшись с якоря около 9 часов утра, салютовал я крепости 11 выстрелами, на кой ответствовано было 13, превосходство выстрелов доказало их вежливость; и таким образом я с сим портом расстался. Все сии события, будучи публичны, сами по себе опровергают неосновательные слова преклонного г. Молво.
Другие товары, о которых упоминают, были записаны прежними офицерами и находились на корабле до поступления моего на оный. При такой неожиданной перемене прежние офицеры просили вновь поступающих, во избежание убытка, взять у них оные по цене, сколько они самим им стоили. Найдя сии товары уже на корабле, я имею весь повод заключить, что и компания была известна об оных, и потому, дав позволение офицерам передать сии товары, сам взял часть оных и не из видов корысти, поелику всех товаров не более продано, как на 100 ф. стерлингов, а из единственного уважения просьбы их. Впрочем, самое событие сие не есть событие заповедное в порте Джексоне, где все, кроме рому, продается свободно, и не последовало вопреки моей инструкции, поелику в 8 пункте оной сказано, что запрещается торговля в компанейских колониях и в тех местах, где для торговых видов и операций быть нам случится, а в порте Джексоне никаких торговых видов не было и торговых операций не происходило, а я заходил в оный единственно для получения свежих потребностей.
Г. Молво показался я суровым потому, что я вел себя, как начальнику судна следовало, и никому на корабле дерзостей противу меня не дозволял. Будучи военным офицером и имея под командою моею военных же офицеров, я руководствовался во всем морским уставом. Помощник суперкарга Красильников действительно был мною связан, но вот за какую безделицу: в пьяном виде бунтовал он и ругал и офицеров и меня. Сие случилось в море и довольно поздно ввечеру. Я, вышедши наверх, велел его немедленно связать и посадить на бак, он кричать не переставал, и тогда принужден я был велеть завязать ему рот, но не было ни обагренного кровью лица, ни кляпа во рту так, как объясняет главное правление компании; в истине моей свидетельствую я на тех самых, кои его вязали.
Впрочем, такого пьяного и буйного человека, не знающего никакого повиновения, унять в то время иного способу не было, во-первых, для того, чтобы он в пьянстве ни себе, ни кому другому вреда не сделал, а во-вторых, дабы сквернословием своим не наносил соблазна. Сам Красильников, проспавшись, просил на другой день при всех извинения в учиненных им грубостях. Я, видя его раскаяние, сей случай, уже записанный, из журнала приказал исключить, дабы не сделать ему вреда в доверенности. Он сам, будучи здесь немалое время, не приносил ни малейшей жалобы и отправился обратно в вояж с благодарностью за мое снисхождение, а поступок сей с мещанином Красильниковым, в таковом бесчеловечном описании, уже взят со слов г. Молво.
В порт Кале я не заходил, а останавливался во время штиля на якоре за несколько миль от оного; ящики не из моей каюты, а с палубы были действительно свезены. Но какие ящики и с видами ли корысти то исполнено было? Ящики сии поручены были мне в Лиме от купцов (тех самых, с коими были благоприятные виды для американской нашей компании завести торговые связи) для доставления в Англию. За ласки и приветливость, какими мы в Лиме пользовались, неприлично мне показалось отказать им в такой малой услуге, имея в виду всевозможное усиление средств к утверждению торговых связей отечества нашего с Перувиею
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
В судьбах великих полководцев и завоевателей всегда найдутся противоречия и тайны, способные веками питать сомнения потомков, будоражить воображение историков и требовать все новых и новых компромиссов.Тимур, Тамерлан, Великий Хромец (1336—1405) – ярчайшее и едва ли не самое характерное тому подтверждение. Его восхождение к власти, военные походы и правление – квинтэссенция противоречий. С одной стороны, неизменное внимание к наукам и ученым, покровительство искусствам, стремление к прекрасному, а с другой – жестокость, такая яростная, что отметает всякую мысль о способности проявлять милосердие.В чем сомнений нет, так это в гениальности Тамерлана как полководца и военного организатора.
Все знают славное имя Михаила Илларионовича Кутузова (1745—1813). Для всякого русского человека имя Кутузова стоит в одном ряду с великими именами Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского. Всю жизнь он воевал для славы Россию, а в конце жизни выиграл битву за Россию.Имя Кутузова связывают обычно с беспримерным сокрушительным разгромом величайшего военного гения – Наполеона (который еще в 1805 году назвал Кутузова «хитрым лисом» – за то, что тот перехитрил его).Между тем даже беглое знакомство с биографией будущего спасителя России позволяет утверждать: личностью он был необычайной.Военную службу Кутузов начал в 19 лет.
Герой Отечественной войны 1812 г., «проконсул» Кавказа, Алексей Петрович Ермолов (1777—1861) был сыном эпохи величия и могущества России, породившей плеяду выдающихся российских мыслителей, ученых, полководцев, поэтов, смысл жизни которых состоял в служении Отечеству.Это был, по словам А. С. Грибоедова, «сфинкс новейших времен» – сложная и противоречивая личность: человек сильной воли и независимых взглядов, не признававший авторитетов патриот, всегдашний оппозиционер власти и в то же время верный сын Отечества.
Почему за без малого две с половиной тысячи лет никто – ни Ганнибал, ни Цезарь, ни Атилла, ни Чингисхан, ни Наполеон, – никто не сумел затмить славы великого древнегреческого правителя, гениального полководца Александра Македонского (356 —323 гг. до н. э.) – Александра Великого?Конечно, Александр был великим завоевателем: за 11 лет он создал империю площадью 5,2 миллиона квадратных километров! Он полностью изменил облик Древнего мира. Даже после распада его империи населявшие ее народы уже не смогли вернуться к прежнему образу жизни.