Три «котла» красноармейца Полухина - [6]

Закончив с трупами гитлеровцев, красноармеец Полухин переключился на их мотоцикл. И здесь он испытал неподдельную радость: в коляске обнаружились планшет с топографической картой местности, бинокль и компас. Убитые фрицы были моторизованными разведчиками, а потому всё это полагалось им по штату. Собственно говоря, им приказали осмотреть деревеньку и окрестности на предмет наличия советских войск и уточнить ряд местных ориентиров. Не обнаружив противника, оберфельдфебель положил карту с приборами в коляску и направился к жителям за реквизицией съестных припасов и чего-нибудь более-менее ценного. У Макарыча он заметил бутыль с белой мутноватой жидкостью, а с двухмесячным опытом пребывания на Восточном фронте гитлеровцу не требовалось объяснять, что это такое. Хорошего настроения Саше добавили также два качественных немецких термоса и ещё один карманный электрический фонарик.

Взяв бинокль и выйдя на окраину деревеньки, красноармеец Полухин легко разыскал в нем на опушке леса свою упряжку. Он помахал рукой и увидел, как кто-то из братьев ответил ему тем же самым. Всё это время они беспрерывно наблюдали через панораму за происходящим, а когда обе фигуры гитлеровцев упали, то оба испытали прилив такой радости, какой у них не было с момента призыва в Красную армию. Сказав селянам, что он скоро вернётся, Саша пошёл к орудию напрямик. Убрав панораму и зачехлив прицел, бывший студент, внезапно ставший начинающим диверсантом-артиллеристом, привёл упряжку в деревню и поставил её рядом с мотоциклом. Разбираться с устройством вражеской машины было некогда, да и много ли толку от неё будет в лесу, где она точно застрянет или встанет от нехватки топлива? Поэтому вместе с жительницей деревни трупы гитлеровцев загрузили на мотоцикл, привязав одного к рулю, а другого к коляске. На счастье, машина стояла незаторможенной и на нейтральной передаче, так что её удалось без особых проблем, хотя и с усилиями откатить на полкилометра от населённого пункта, где был поросший кустарником овражек. Это место было выбрано Татьяной Лазаревной — так звали пожилую женщину — за свою удалённость и неприметность. Со стороны оно казалось только группой раскидистых кустов чуть в стороне от грунтовой дороги, связывающей деревню с большим селом, где располагалось правление колхоза.

Этот овражек и стал открытой могилой для двух оккупантов и их мотоцикла. Столкнув их туда, Саша спустился вниз, с помощью топора испортил карданную передачу от мотора к ведущему колесу машины, а также разбил её приборы со светотехникой. Для надёжности он достал револьвер, прострелил один раз бензобак, но поджигать вытекшее топливо не стал — и так звуков во всём этом деле было слишком много, а столб дыма от горящего бензина мог привлечь совершенно ненужное внимание к происходящему даже далеко находящегося противника. И без того для приведения мотоцикла в порядок требовался очень серьёзный ремонт. Тем временем Татьяна Лазаревна с Родионом и Ильёй подготовили ветки, которыми забросали машину и трупы гитлеровцев.

Вернулись в деревню уже при закате, с помощью лопат и метлы бойцы быстро убрали кровавые пятна с грунта и придали месту его обычный вид. Так уж получается, что, увидев себя под действенной защитой, гражданские чувствовали, что настроение повышается на небывалую высоту. Если один красноармеец с пистолетом-пулемётом так лихо убил захватчиков, то трое, да ещё с пушкой, никакого ворога на родное крыльцо не пустят! Даже братья Самойловы, забыв про своё недавнее сидение в кустах, всем своим видом излучали уверенность и готовность дойти до Берлина. А старик Макарыч хотел идти вместе с ними и грозно потрясал своей клюкой. Саше пришлось приложить немало усилий, чтобы покончить с этой эйфорией. Как ни странно, его поддержал дед, забыв про своё желание лично отомстить пособникам гусекрада. Память Шипки и Плевны не стёрлась за прошедшие полвека с лишним:

— Ох и силён антихрист, ты прав, служивый. Вчетвером нам с ним точно не справиться. Эй, Танька, помоги ребятам, чем есть!

В результате упряжка пополнилась двумя тёплыми одеялами, брезентовым полотнищем и дополнительным запасом фуража для лошадей. Он предназначался для деревенского скота, но из него осталась одна корова, всех остальных животных забрали ещё в июле для поставок в армию. Саша, взглянув на себя в зеркало, с трудом узнал своё лицо — грязное и щетинистое. Поэтому он попросил у Татьяны Лазаревны бритву, кусок мыла и чистое полотенце, поскольку привык к опрятности, даже в полевых условиях. Всё это нашлось среди вещей её внука, также призванного на службу тем летом. Среди его школьных принадлежностей остались несколько чистых тетрадей, карандашей и линейка с транспортиром. Это было очень кстати в дополнение к карте и компасу. При свете керосиновой лампы красноармеец Полухин бросил беглый взгляд на саму карту — она оказалась советской, но названия были продублированы немецкой транслитерацией. Также на ней было много пометок с указаниями даты и времени, среди которых нашлось и место разгрома походной колонны его полка. Стало ясно, что гитлеровцы продвинулись далеко вперёд, и идти параллельно дороге смысла не имеет. Путь к своим лежал исключительно по бездорожью и, где только возможно, под прикрытием леса. Посоветовавшись с Татьяной Лазаревной, Саша решил сделать отправной точкой маршрута лес в паре километров к северо-западу от деревни, со стороны, противоположной их подходу к населённому пункту.