Три комиссара детской литературы - [6]

А ведь есть в посёлке комсомольцы — по случаю победы на Хасане они устраивают в парке вечер. Кричать «ура» и праздновать — дело, конечно, хорошее, но разве ребята тимуровского и квакинского возраста — не дело комсомола? И разве взрослые наставники комсомольцев, несомненно имеющиеся здесь, с партбилетами в карманах, не должны комсомольцев на это дело натолкнуть, если те сами не сообразили? В данном случае ни внимания к поселковой ребятне, ни внимания к семьям бойцов и командиров той самой армии, которая только что на Хасане победу одержала, — не видно. Только вот к семье погибшего пограничника всё же пришли, да и то с опозданием против тимуровцев. Здесь тоже брешь в советской и комсомольской работе, которую явочным порядком заполнили тимуровцы, взяв семьи красноармейцев под свою охрану и защиту. В такой обстановке возникновение квакинских групп запрограммировано заранее, а вот тимуровская команда без щучьего веления, гайдарова хотения не появилась бы.

Так было сделано великое открытие, сразу давшее урожай небывалый и притом в масштабах всей страны. Гайдар продолжал разрабатывать тему. В «Коменданте снежной крепости» им рассмотрены проблемы поведения в игре, проблемы чести и гуманности на высоком уровне, проблемы искусства, как средства приближения коммунизма. В «Клятве Тимура» особое внимание было обращено на проблемы легализованных тимуровских команд в мирное время. Эти команды немедленно превратились для населения, хозяйственников и администраторов просто в одну из ветвей службы порядка и добавочный источник бесплатной рабочей силы. Команде Тимура ещё повезло — не какой-то «варяг» со стороны, из школы, из райкома комсомола или местного Совета диктует ребятам свою волю, а сам Тимур принимает заявки и распределяет рабочую силу. Но убита романтика, не осталось элемента добровольности и игры — и распадается команда. Тимуровцы и примкнувшие было к ним квакинцы разбредаются кто куда, хорошо хоть — сады не атакуют, да и то — видимо, яблоки ещё не поспели, ведь пока что середина июня 1941 года на дворе. И только невольник чести Тимур и верные ему лично Коля и Нюрка ещё полют сорняки и носят воду в бабкины бочки. В детском мире опять возник вакуум силы и опять стал силой Фигура и оброс компанией, а ведь был он до того приведён к полному бессилию. Хорошо — война началась, а чем бы без неё кончилось? Начался бы процесс возрождения? Немного за это шансов. «У кого нет коня — садись на меня» — такой лозунг и для взрослых малопривлекателен, не то что для детей. Война — случай особый, тут от всех взрослых и детей требуется величайшее напряжение сил, но ведь тимуровские команды возникли в мирное время, так что нельзя не отметить — поистине вещей была тревога Гайдара. Гласность, легальность, признание — это ещё не победа, полагает Гайдар. Что же дальше? Куда рваться с этих завоёванных позиций?

… Мне, историку, упорно лезет в голову аналогия с германской социал-демократией. Добившаяся легальности, ставшая влиятельнейшей партией, но утратившая революционность и докатившаяся до измены тем идеалам, ради которых люди создавали эту партию, вели упорную борьбу в годы бисмарковского «исключительного закона», — она стала оборотнем, цепным псом тех самых порядков, для свержения которых была создана. Что-то здесь общее с русской сказкой об огне, воде и медных трубах и что-то общее с историей тимуровских команд и с историей великого множества других починов и начинаний в советской истории… Думал ли Гайдар так? Историком он не был, но революционером был. Очень даже мог думать, во всяком случае «Клятва Тимура» ещё до начала войны стала писаться, и уже тогда в ней ставился важнейший вопрос, коего наша критика по сей день в этом произведении вроде бы не замечает. Дать ответ на этот вопрос самому Гайдару не пришлось — началась война, и все силы народа, тимуровцев-гайдаровцев и самого Гайдара были отданы борьбе за победу. Завершённый во время специально для этого навязанной ему отсрочки выезда на фронт, сценарий этот должен был — по вполне уместному социальному заказу — стать инструкцией всем читателям книг Гайдара, не только многочисленным тимуровцам, — как им всем вести себя в военное время. Но Гайдар знал — это может оказаться и последним его завещанием, он не собирался на фронте уклоняться от пуль. И потому он всё же вставил и упомянутый выше вопрос: думайте, товарищи! Задумался ли хоть кто-то? Не знаю…

А потом уж была для него война и была в его корреспонденциях с фронта, сверх прочих фронтовых тем, и особая, гайдаровская тема: «война и дети». Во всех дошедших до нас статьях и заметках он бил в одну точку: отдать жизнь мало, надо именно победить. Учитесь же побеждать!

А потом он остался в окружении, хотя его гнали в самолёт, вывозивший раненых — ещё одного вместо него вывезли. Потом он был фактическим комиссаром партизанского отряда. Потом он в смертном бою лёг за пулемёт и фактически спас отряд от гибели. Потом он смертью своей спас нескольких товарищей, приняв огонь на себя и дав им несколько секунд для спасения. Потом — и до сих пор — идут поиски последних его записей, но пока что ничего не найдено…