Три комиссара детской литературы - [27]

Ведь реальные муж и жена Дзыкины в том дворе, где играли в мяч приятели Серёжи Каховского, не были ни агентами гестапо, ни даже спекулянтами. Муж пришёл на зов жены от личного гаража, когда мяч помял их личный цветник. Разве плохо, что советский гражданин имеет личную машину, выпущенную на одном из предприятий коммунистического труда, если он купил её на трудовой доход? И разве плохо, что там, где нет общественными усилиями посаженных цветов, советские граждане сами сажают цветы под собственными окнами? Выходит, что плохо, если в результате они оказываются по собственному пониманию жизни противостоящими всему находящемуся вне границ их собственности и ведут себя, как вынужденная стоять за себя насмерть иноземная держава. Петя Дзыкин не нашёл иного способа защитить свой цветник от дальнейших попаданий в него мальчишеского мяча кроме протыкания этого мяча ножом, и не его вина, что оголтелый искатель справедливости Серёжа Каховский пресёк это его намерение. А после этого он перешёл к войне против этого мальчишки — как и положено у собственников, не выбирая методов, а пуская их в ход все разом… Да, выходит, что плохо… И плохо не только то, что нет принадлежащих всему населению двора или квартала и поддерживаемых этим населением цветников, плодового сада, ягодников, вообще общественного хозяйства, то есть общественного зала для бесед, общественных мастерских для занятий личными и общественными делами по украшению и обогащению жизни данной клетки общества — двора или квартала.

А это ведь не бред идеалиста — в Узбекистане издавна существуют так называемые «махалли», квартальные объединения людей, чувствующих себя некой общностью, помогающих друг другу всей махаллёй, и свадьбы играющих, и покойников хоронящих, и в беде поддерживающих, и радостям любого члена совместно радующихся…

Нет, не только то плохо, что колхозники, например, отработав на общих полях и в общих скотных дворах или мастерских, потом каждый сам за себя возятся в индивидуальных хозяйствах, теряя время и силы в гораздо большем количестве на единицу продукции, теряя время на отдых, на чтение, на кино и телевизор, на общение с детьми, близкими и теми же соседями, друззьями и товарищами. Не только то плохо, что разный возраст, разные силы, разное число рабочих рук в индивидуальных хозяйствах дают имущественное расслоение. Хотя и это очень плохо. Плохо в первую очередь именно то, что в этих условиях неизбежно появляются двуногие с психологией Дзыкиных. Именно расчеловеченные двуногие, а не люди-человеки.

Между тем сама по себе хозяйственность и предприимчивость отнюдь не относятся к отрицательным качествам человека, напротив того — к ним относятся как раз бесхозяйственность и отсутствие инициативы. Вспомним в «Педагогической поэме» Макаренко Дениса Кудлатого — «в иное время быть бы ему кулаком», а в колонии имени Горького он оказался поистине необходим, Макаренко признаёт это безоговорочно. А Соломон Борисович Коган с «сидящим у него внутри демоном деятельности» (в других книгах Макаренко он выведен как Соломон Давидович Блюм)? Он же одной своей предприимчивостью, помноженной на жизненный опыт, поднял хозяйство коммуны имени Дзержинского от отрицательной величины до возможности строить заводы союзного значения! Значит, не только можно, но и должно выделять таких вот предприимчивых людей ещё в детстве, по определённым тестам, которые должны составить психологи, и обучать их в специальных учебных заведениях, готовя будущих армейских старшин, снабженцев, командиров хозяйства и финансов страны.

У того же Крапивина в повести «Болтик» третьеклассник Максим Рыбкин имеет не только голос, приведший его в солисты детского хора «Крылышки», но и любовь к вещам, которые не виноваты, что потерялись, которые ещё могут послужить людям. Но за голос его нашёл и выделил руководитель хора (а ведь голос в этом возрасте — явление преходящее, вот наступит «ломка голоса» через несколько лет, и прощай пение, скорее всего), а за любовь к вещам мама — завуч художественного училища, не могущая не сталкиваться с хозяйственными проблемами, зовёт его Плюшкиным и барахольщиком…

Так что реальные супруги Дзыкины и им подобные остаются нашими врагами именно из-за своих переразвитых хозяйских инстинктов, поставленных на службу только им самим, их утробам и кошелькам, их семьям и их «подельникам». А все прочие люди для них в результате оказываются конкурентами, коих надо растоптать или сожрать, к которым нельзя относиться иначе, чем с ненавистью и презрением. «Они не похожи на нас, значит — они не люди!» Именно они начинают войну против непохожих на них, и неудивительно, что время от времени они нарываются на возмездие за всё сразу, за накопившееся в течение веков… Они — зараза, инфекцией по-интеллигентому их назвать не хочется, и как таковые они подлежат изоляции или истреблению, смотря по накалу страстей. И это справедливо! Если ты — такой, то нет тебе места среди нас, в нашей жизни! Так когда-то сказали кулакам — и правильно сказали. Хотя любое дело, выполняемое при участии масс, без перегибов и ошибок, без умышленных искажений и преступлений не обходится, так что и раскулачивание при всей его необходимости и справедливости оказалось и кровью, и грязью забрызгано, а за это всегда рано или поздно приходится расплачиваться… Но всё равно — это было правильно, это было необходимо, неизбежно. Но если правильно было тогда, то почему неправильно теперь? Ведь каждый враг среди нас особенно опасен именно для детей, ещё не имеющих иммунитета от такой заразы. Серёжи Каховские всё же редкость, особенно в наше время. Никто, кроме Серёжи, не сказал начальнику лагеря, что тот совершает подлость, никто не ушёл из лагеря, никто не сказал Дзыкину «не сметь!» и не выбил у того из рук готовый к протыканию мяч… Остальные же были беспомощны при всём своём негодовании, постепенно переходя в итоге от сжатых в карманах кулаков к кукишам в карманах, расчеловечиваясь.