Три комиссара детской литературы - [21]

Серёжа возражает:

— Генералов тогда не было, были комбриги. Он, может, и стал бы им, если бы не умер так рано… А командир эскадрона — это разве плохо? Главное — он был красным конником…

— Конечно. Только если бы он не горячился, он мог бы принести гораздо больше пользы.

— Он горячился потому, что был против несправедливости.

— Послушай. Абсолютно хорошей жизни не было и никогда не будет. Всегда останутся дураки, карьеристы, себялюбцы. Может быть, потом их станет меньше, но совсем они не исчезнут. В мире всегда есть добро и зло. И всё на свете зло не уничтожить. Поэтому надо рассчитывать силы, жить как все, а не воевать с целым светом…

Здесь не стоит переписывать всю эту дискуссию, этак всю трилогию пришлось бы, так как Крапивин явно следует мнению Чехова, что если в пьесе на стене висит ружьё, то до конца пьесы оно обязано выстрелить, а всё «нестреляющее» следует самому автору убирать до встречи с редактором или критиком. Отмечу лишь, что в этой трилогии, пожалуй, единственный раз в творчестве Крапивина, поминается всерьёз имя Ленина, и Серёжа говорит в этом споре: «У меня значок. А на нём Ленин. Есть такая организация — юных ленинцев… Мы обещание давали. Понимаете?»

Дядюшка признается Серёжиному отцу, что был разбит малолетним оппонентом, но будь на его месте я — из уважения к Серёже, к уровню его личности не оборвал бы дискуссию после упоминания о Ленине. Нет — его, такого, просто необходимо было бы ознакомить с судьбами поколения его деда-комэска, чтобы был он готов к боям с потомками тех, кто это поколение выбил чуть не до последнего человека вскоре после дедовой смерти. Кстати, генетика гласит, что именно внуки удаются в дедов, а внучки в бабушек… Только дядюшке это ни к чему. Он ведь всё равно останется на своих позициях, он не возьмёт Серёжу на раскопки именно потому, что мальчик не откажется от своих взглядов на долг юного ленинца. И будет дядюшка по-прежнему руководить московскими студентами и многих из них вырастит такими, каков он сам. Всем, с кем в жизни столкнётся, а значит — и своим детям, будет он прививать свой меньшевистский взгляд на жизнь, а взгляд этот именно такой, в том же споре он рекомендует Серёже быть подобным клиперу парусному, повиноваться ветрам и течениям. А вот большевики не клиперами были, каждый большевик был судном с сильным двигателем, позволявшим идти против ветра и течения, даже если они были свинцовыми и огненными… Дядюшка не вступится за ребёнка (как раз по пути на аэродром в троллейбусе это и случится) и не придёт на помощь взрослому. Академик Тарле в своей «Крымской войне» дал убийственный отзыв о фельдмаршале Паскевиче, человеке, имевшем немалое влияние на некогда проходившего армейскую выучку под его началом будущего императора Николая Первого, который до конца жизни называл его «отцом-командиром». Паскевич был лично порядочен, это о нём писал Некрасов: «не спасал ты утопающих, но и в прорубь не толкал», он был несомненно умён и понимал, что политика императора толкает Россию к катастрофе. Но он имел сходный с дядюшкиным символ веры и не стал спорить с ошибками начальства — вот и кончилась Крымская война для России разгромом, Николай Первый явно ушёл из жизни «по собственному желанию», доведя себя до смертельной болезни и отказавшись лечиться, а всему обществу, которому Паскевич служил, пришлось идти на смертельный риск внутренней ломки, куда более крутой, чем можно было обойтись при условии, что Паскевич рискнул бы своей карьерой и милостью государевой.

И он понимал, что нужно делать, и дядюшка знает, что Серёжа прав, но оба они свою выгоду ставят превыше всего — это их стереотип поведения. И как нельзя было поздравить тогдашнюю Россию и её армию с Паскевичем, так нельзя поздравить и советское государство, науку историю и отрасль её археологию, коммунистическую партию и семью дядюшки с таким гражданином, таким учёным-специалистом и наставником для студентов, таким носителекм партбилета (не коммунистом же мне его звать!) и таким мужем, отцом, братом, дядюшкой, как «дядя Витя», он же Виталий Александрович…

Нельзя поздравить… Но он существует. Мало того, он, как и положено упомянутым мною выше — в разборе образа Ангелины Никитичны в кассилевских «Дорогих моих мальчишках» — вирусам, стремится размножаться, стремится переналадить всякую ещё здоровую клетку организма страны и общества на свой лад. Вот и за Серёжу принялся. Правда, тут нашла коса на камень — мальчик оказался из породы «ясноглазых», что было отмечено ещё уборщицей на станции Роса, а эта мутация в нашем мире вообще редкость, а в стране, пережившей сталинизм, тем более. Почему мы имеем дело именно с такой редкостью, не ошибаюсь ли я? Об этом стоит поразмыслить и порассуждать поподробнее.

Серёжа написал отцу из лагеря письмо, где сообщал, что в лагере ему не нравится, объяснив — почему. Начальник лагеря перехватил письмо. А ведь он не мог знать, что именно в этом заклеенном конверте таится опасная для него информация, могущая дойти туда, куда ему не надо, чтобы доходила. Наша история знает таких начальников на самых разных уровнях.