Три кита здоровья - [46]

Человек среди людей, или об Ауровиле, который мы немедленно должны построить во имя спасения собственной жизни

Человек — существо общественное, и вне общения с другими людьми невозможно говорить о том, состоялся он или нет, полно он реализовал себя или нет. Понятие „общение“ отнюдь не следует сводить к оживленной болтовне при случайной встрече на уличном перекрестке. Под этим словом прежде всего следует понимать общение человека с окружающим его миром, зависимым от него, от которого и он, в свою очередь, очень сильно зависит. Мне вспоминается в этой связи весьма существенное высказывание Альберта Эйнштейна, обращенное к одному из чешских корреспондентов: „Тот, кто будет рассматривать человеческие поступки примитивно, механистически, исходя лишь из таких простейших побуждений, как голод, ненависть, вожделение, исказит концепцию причинности, ибо упустит из виду мотивы социального характера, столь же важные с позиции эволюционной теории“.

Люди одинокие, безучастные к другим, ведущие замкнутый образ жизни, быстро ухудшают свое умственное состояние и, как следствие, физическое. Исследования, проведенные в геронтологическом центре в американском городе Сиэтле, показали, что после того как возраст человека переваливает за семьдесят лет, у одних пациентов проявляется снижение умственных способностей, а также ухудшение физического состояния, у других же, наоборот, все их способности не только достаточно хорошо сохраняются, но и разум ни в коем случае не становится слабее.

Одним из главных факторов для сохранения или даже улучшения умственных способностей оказалась социальная активность пожилых людей. Сохранение социальной сопричастности к делам своей семьи, своего окружения, своего народа дает весьма положительный результат. Важнейший жизненный принцип „используйте, иначе утратите“ применим не только для сохранения эластичности мышц и жизнедеятельности различных функций организма, но и для сохранения высокого уровня интеллектуальной активности.

Человек среди людей, если он действительно Человек, старается не причинять другим неприятностей любого рода, ни в коем случае не станет демонстрировать своего превосходства (даже реально существующего), будет стремиться к тому, чтобы его огорчения не угнетали других. Можно сказать, что высоким духом обладают те люди, которые как можно меньше и реже привлекают нарочитое внимание к своей экстраординарности, к своей действительной значимости. Чем, например, особо выделялся в быту знаменитый физик Нильс Бор? Именно своей „неподчеркнутостью“, по мнению тех, кто был хорошо знаком с ним, своей совершеннейшей естественностью, нежеланием привлекать к себе подчеркнутое внимание, стремлением избежать хоть какого-либо давления своей реальной значимостью на собеседника или собеседников. Писатель Даниил Данин говорит, что его лицо запомнилось гораздо более простонародным, чем то, которое изображалось на портретах, особенно поздней поры. Бросалось в глаза то, чем труднее трудного покорить воображение молодости: человеческая будничность.

А разве не то же внимание к окружающим видится в поведении и другого великого физика, Игоря Васильевича Курчатова? Отлежавшись после тяжелого спазма сосудов, Курчатов шутил: „У меня был микрокондрашка“. А после второго инсульта отвечал по телефону: „Дважды кондратированный слушает!“ Бог ты мой, сколь разительно это отличается от капризного поведения какой-либо малозначимой личности, вокруг фурункула которой, к примеру, хороводом должны ходить все ее ближние, только о которой обязаны думать и переживать все родственники и подчиненные!

И в связи с этим еще одно воспоминание, и опять о великом физике, об Игоре Евгеньевиче Тамме. Трагедия последних лет его жизни заключалась в том, что он, человек, который никогда и ничем в жизни не болел, как раз незадолго перед обрушившейся на него тягостной болезнью вышел наконец на идею столь огромную, что она могла достойным венцом завершить его научные усилия всей жизни. И вдруг — паралич диафрагмы, невозможность дышать. Единственный выход — подключение к дыхательной машине. После операции, придя в себя, уже лишенный собственного дыхания, ибо за него дышала машина, Игорь Евгеньевич попросил бумагу и принялся писать: ученый продолжал заниматься наукой. В последние три года своей жизни — трагические годы — он тем не менее не создал вокруг себя культа страдальца. С горечью, но и с улыбкой он говорил себе: „Я — как жук на булавке“.

Вот так живут и умирают люди, которых не уничтожает их недуг в качестве личностей, но, напротив, проявляет в них все то, чем они прекрасны: и для себя, и для окружающих. Дело не в титулах, и не в научных достижениях человека, а в подлинном величии его души, доброжелательной по отношению ко всему окружающему.

Мне уже доводилось упоминать чуть раньше об удивительных свойствах характера Анастасии Ивановны Цветаевой. Вот еще штрихи. Абзац из ее дневниковой вещи „Старость и молодость“: „На кого сердиться за подагру, за боль в сердце? Надо лечиться, терпеть и просить судьбу, чтоб — не хуже. На Кокчетав (куда она была сослана. — Ю. А.) сердиться за неудобства? На милый мой Кокчетав? Это — как сердиться на Шарика, что своим боем с цепью, лаем мешает спать. А кто же Шарика пожалеет? Кто Кокчетав пожалеет? И где, когда было без муки? Муки — закон вещей. У Шарика белые перчатки на лапах, весь элегантен, а лезет в такую сломанную, серую, старую будку. Не замечает! У него надо учиться жизни…“