Три карата в одни руки - [56]
Конечно, по сравнению с современным комбайном лошадь конструктивно отстала. Номенклатура ее запчастей ограничена только подковами, да и тех в продаже не сыщешь. А коэффициент сменности у коня и вовсе низок: день работает — ночь отдыхает. Или наоборот. Почти как у людей. Впрочем, в Володарском районе Донецкой области чабаны-то как раз меняются, а вот с лошадей, которых нынче там стало маловато, седло не снимают неделями. Лошадиные силы превращаются в лошадиное бессилие, и мало кого это волнует, поскольку конь, некогда ходивший в первых помощниках крестьянина, ныне едва упоминается при составлении отчетов.
Сегодня, когда повсюду уделяется большое внимание разумному использованию приусадебных участков, та самая половина неименитых лошадей нашей борозды не испортит. Как пишет М. Воронин, ветврач из Тульской области, «желательно бы наблюдать человеческое отношение к конскому поголовью».
Но что не только желательно, но и совершенно необходимо, так это ликвидировать пробел в законе, который оставляет на произвол «шалунов» и Орликов, и Зорек. «От топота копыт пыль по полю летит», — гласит популярная скороговорка. Если бы только пыль!..
Цепная привязанность
Жалующийся мужчина
Вечер. Троллейбус. Он. Она. У него в руках газетка, у нее — авоська. Он сидит, она стоит. Едут.
Банальная сценка, даже писать скучно. Не то чтобы все правильно, отнюдь, но поскольку безобразие это не из дефицитных, все мы как-то уж к нему притерпелись.
Так бы, наверное, и доехали до конца, да авоська оказалась тяжела: кефир, морковка, макароны длинные, еще что-то в бумажном кульке и еще что-то. Руку тянет, и это, видать, побудило ее произнести:
— Вот как оно стало сейчас: мужчины сидят, а женщины стоят.
Сказала это она не ему конкретно, а вообще, в пространство. Не столько для облегчения руки, сколько для облегчения души. Но с оттенком язвительности. А он оказался гражданином интеллигентным, сдержанным, не какое-нибудь так мурло, чтобы завопить: «Не нравится — езжай на такси!», «Ходят тут всякие!» или что-то в этом роде. Он спокойно продолжал читать газетку и лишь спустя несколько минут со вздохом произнес:
— Да нынче не разберешь, где мужчина, а где женщина.
И тоже сказал это не ей конкретно, а вообще, в пространство. И тоже не без оттенка язвительности.
Вот эта-то язвительность и сбила меня с толку. Я даже растерялся, выискивая, кому бы это могло быть адресовано. Подумал, что он это только что в газете вычитал, в фельетоне. Знаете, сейчас и впрямь наблюдается некоторое смешение внешностей: парни в перманенте, а девушки в брюках, и эта неразбериха, это отсутствие четких и броских признаков вызывают у некоторых раздражение, поскольку ежесекундно требуют утроенной внимательности, особенно когда смотришь со спины. Но, во-первых, женщина с авоськой была не в дезориентирующих брюках, а в исконной дамской плиссированной юбке, а во-вторых, ее длинные волосы были заплетены в косы — до этого, кажется, даже самые пижонистые парни еще не дошли. Совершенно растерянный, я даже в газету его заглянул, но и там ничего относящегося к нашей теме не обнаружил.
— В каком, извиняюсь, смысле — не разберешь? — склонившись над его ухом, тихо спросил я.
— А в таком, — громко ответил он, — все работаем, все устаем, и еще неизвестно, кто из нас устал больше. Может, она весь день за канцелярским столом сидела? А у меня, чтоб вы знали, — люмбаго!
— На работе? — опять не сориентировался я.
— В пояснице! Давление сто пятьдесят на сто десять, сухого вина пить нельзя, кошка на крыше пробежит — просыпаюсь и всю ночь ни в одном глазу, телевизор смотрю — голова кружится, от шампуня «Руслан» волос на голове ломкий, перед сменой погоды, сколько будет шестью шесть, спроси — не отвечу. Почему же я должен стоять, а она — сидеть? Вон она какую корзину прет и хоть бы хны! А меня уже давно бы к Склифосовскому увезли и выходили ли бы — сомневаюсь.
Троллейбус слушал как завороженный. Троллейбус затаив дыхание внимал стенаниям мужчины, по виду которого никак нельзя было судить ни о том, что ему нельзя сухого вина, ни даже о том, что у него волос на голове ломкий. Молчала и женщина, напрягаясь над своей авоськой и не покушаясь более на сидячее место: кажется, ей было стыдно. И кажется, не за себя.
— Встать-то каждый дурак может, — продолжал мужчина, которому, кажется, совершенно не было стыдно. — Было бы здоровье! А как встать, когда эндокринная система пошла враз-вал? Как встать, если пульс, и тот куда-то пропадает? Вчера, например, утром кофе, представьте себе, пил…
Тут поспела моя остановка, и захлопнувшаяся автоматическая дверь отсекла конец жалобной фразы.
Как же он пил вчера кофе? Наверное, без всякого удовольствия. Как настырная тетка из чеховского «Юбилея». Но чеховская тетка боролась за двадцать пять рублей, она расписывала свои немощи, имея в виду ясную и четко очерченную цель. Впрочем, даже не это главное, а то, что жаловалась ведь — тетка!
Нет, я не пойду на поводу у скулящего пассажира, я не стану утверждать, что «сейчас не разберешь, где мужчина, а где женщина». Ибо знаю гордых и стойких мужчин, которые даже в дни недуга, даже лечащему врачу говорят: «А, чепуха, мелочи, завтра буду здоров как бык!»
