Три горсти земли - [8]

– Давай,- говорит,- дадим,- говорит,- нашим знакомцам семян на посевную, а то у них животы подвело.

– Дадим,- всплакнула жена всем лицом,- чего же не дать. Что же у них не уродилось пашеница?

– Уродилась. Не выколосилась.

– Почему,- прицепилась женщина, как репей в конячий хвост.

– Поздно посеяли,- ответил мужчина с печалью в бороде и в усах.

– Отчего же поздно?

– Оттого. На ярманку ездили, медведку ручного глядели, на каруселях каруселили. Шибко ихним дитёнкам захотелось подудеть в свистульки глиняны. Когда им было орать землицу? Я сам в такого соловья дул. Заливисто поёт соловейка-пташка, если ему в нутро воды влить. Нутро такое, что без воды не поётся ему, как ни дуй во весь рот. Посмотрел я на них и печаль обуяла. Лебеду кушают на обед варёную, на ужин пареную. Покушают и в соловьёв дуют. Покушают и дуют. У нас жито уродилось. Давай дадим соседям.

– Не обеднеем,- сказала жена мужчине.- Разживутся, так возврат сделают,- долго всё же ворчала, так как хотела магазинных пуговиц купить к парадному армяку, керосину для лампы, чтобы зимой тонко прясть и чулки вязать, а ещё мечтала детям подарить на Рожество большую книжку с картинками, по которой можно грамоте насобачиться, как псаломщик.

На другой год поехал мужчина молоться на мельницу. Завернул обратно к знакомым. Сидят те по лавочкам, стучат ложками по пустому чугуну, знают, что дядя добрый. Мучки отсыплет на шанежки, семян даст безвозвратно. Как выяснилось, что пашню не пахали, гречу и просо не сеяли. Землю в аренду сдали. А сами по игрищам и свадьбам дудят в соловьёв. Навострились насвистывать и наплясывать- прямо ансамбль Берёзка получился второй. Кто калачом отблагодарит, кто блином угостит, а кто и поклонится радостно. Сказывали, что ездили в заграницу на фестиваль народной музыки, где им приз дали. Такая статуйка- Золотой Орхвей. Золота и не лежало рядом, когда расколотили, то глина одна бурдова.

Заслушался мужик, слезьми уливается от грустной оратории, загляделся на голодных плясунов, которых ветром вздымает к небу. Вдарил шапкой по лавке и насыпал им в закрома муки.

Приехал во двор, мокрую бороду портянкой вытирает, так как рушник, отжатый от слёз, сохнет на дуге. Рассказывает жене, как люди страдают в голоде и в холоде. Та женщина самостоятельного мышления была. Её даже в думу хотели в первую избирать, а она самоотвод взяла. Телеграфом написала своим избирателям, что законы выдумлять ей некогда, надо рассаду капустну и картошку от жуков колорадовских оборонять. Мужу своему импичмент строит со словами:

– Вот ведь, блин горелый, до чего ты довёл народ своей демократской добротой. Помогать надо тому, кто работы ищет, а не на площади свищет. Ты виноват в том, что они голодные. Своими посылками повадки дал. Твои дети по ярманкам не слоняются, из глиняных соловьёв воздухи не пускают наружу. Работают парни и девки. Нужно мне им к школе сапожки красные справить и новые диски к плеерам купить. Телефонируй, чтоб не держали надею на тебя, на лёгкие хлеба. Нам и укроп не даётся даром, а почему им кулебяки должны с небес падать? Ничего не получат бесплатно. За всё пусть платят по рыночной цене.

Осерчали лежебоки, получив эсэмэску, кулаками замахали, засемофорили, дескать, дружить не станем с такими жадюгами, других хлебных приятелей сыщем за морем. Мужчине нехорошо стало от этих вестей. Он привык, чтобы его оглаживали, обласкивали, окланялись и навеличивали. Вот и сорил семейными продуктами. И в тот раз дал им чего-нито тайно от семьи, передал с оказией.

С той поры повелось. Кормит чужую семью мужчина, из кожи лезет. Плохим не хочет прослыть и жадным. А Лежебокины стали потихоньку богатеть. Перепродают мужиковы подарки без зазрения совести. Вороты новые поставили, крышу на пригоне металлическую приладили, а в городе квартиры купили, европейских ремонт во всех уборных сделали. Требуют, чтобы больше вёз.

– Взялся нам помогать, так помогай, а не хитри. Других хлебных приятелей найдём за морем-окияном и дружиться станем с ними. Во всех газетах по всем каналам пропиарим про твою скупердяйскую натуру.

Возит мужик продукты питания, вещи свои из дома тырит, боится печатной огласки. Напишут ведь, оболгут с ног до головы. А потом ничем не докажешь, что от своих кровинок отрывал, а этим возил возами.

Долго ли коротко ли, а надсадился мужчина на работе крестьянской и чахнуть стал. Дети ещё не отделились, но и работали в поле не в полную силу. Однажды лето было горячее и посевы пожгло. Урожай слабый вышел. Поехал мужчина за помощью к своим друзьям, чтоб занять чего-нибудь.

Ищет по деревне дом под белым железом, а найти не может. Стоит дворец на трёх уровневых этажах. Машины иностранного производства у ворот кучкуются. Звонит мужчина, а его и во двор не пускают, собаками облаивают злобно. Никто не вышел, чтобы подудеть на радостях в соловьи. Чего его встречать, коли приехал на пустой телеге.

КРЕСЛО

Пришел мужичок по имени Додя в хату. Руки помыл. Порядок наводил в свинарнике. Привычка такая с детства, как встанет, глаза не продрал, а бежит в сарайку. К обеденному столу сел в задумчивом ожидании. Его жена по имени Кэтрин поставила на стол миску с борщом, кинула поверх шлепок сметаны из ложки, встала спиной к печи, засунув большие руки за фартук. Мужичок по имени Додя не заторопился хватать ложку, не потянулся к хлебнице, а губы смухортил, как куриная гузка. Кэтрин протяжно вздохнула, быстро шагнула к шкафику навесному. Перед Додей возник стаканок граненый. Нынче таких не выпускают даже в Италии. В кухне запахло сивушными маслами и янтарной кислотой. Мужичок сгрёб посудинку, присосался к ней губами и отцедил вовнутрь половину жидкости, яростно цапнул ложку и попёр борщец, попёр, даже сметану- белый айсберг- не растоптал в миске, в красном содержимом, в котором угадывались ломотки болгарского перца, капусты, бруски картофеля, кусочки лука, обжаренного в шкварках свиного сала и подсмашненным толченым чесноком. Когда в глубине миски осталось несколько кусочков чего-то, неважно чего в красноватой жиже, Додя соснул из стаканка остатки, зачистил миску и двинулся на блюдо с холодцом, сваренного из гусиных потрохов, свинячьих ног и головы. Содержимое было добротно порезано, а не перекручено, как обычно делают нынешние селянки. Жиру сверху не было. Кэтрин всегда перемешивает холодец перед тем как ему окончательно схватиться, а попутно удаляет листья лаврового дерева. Любой бы медработник и даже лекарь Малахов сказал, что это блюдо нельзя кушать по причине сплошного холестерола, который провоцирует сердечные и даже раковые заболевания. Кэтрин ему бы возразила, дескать, никто еще не смог вывести в лаборатории ни раковых клеток, ни холестериновых бляшек, которые будто бы укорачивают жизнь .Она точно знала, что все болезни возникают от трихомонад, которые в свою очередь провоцируются излучениями земли исходящие из геопатогенных зон. Каждый врач был бы посрамлен и уложен на лопатки доводами и примерами из литературы. Кэтрин верила, что в загранице прежде чем лечить больного обследуют его рабочее место и жилище, чтобы зря не тратить время и лекарства. Человека невозможно долечить до нормального исхода, а не до смерти, пока будет под воздействием излучения, исходящего из недр матушки-Земли. Она полагала, что излучения нужны для того, чтобы народ надолго не задерживался на этом свете, не переводил зря котлеты и баранки.