Три года в тылу врага - [56]
— Дело заманчивое, — согласился Шелякин.
— Очень. Надо лишить фашистов этой связи.
— Тогда готовься.
— У меня все готово, план намечен. Пойду хоть сейчас.
Вместе с новым отрядом Ушацкого пошел и я. Направление взяли на деревню Кусони, которую почти со всех сторон окружали незамерзшие болота и откуда немцы меньше всего ожидали партизан.
Идти было трудно. Шли едва вытаскивая ноги из болотной грязи, перемешанной со снегом. Все промокли. Едва обсушились у костра, который развели на небольшой возвышенности, и снова в путь.
Разведчики донесли, что линия связи, проходящая у деревни Раглицы, усиленно охраняется парными патрулями.
— Такой охраны раньше не было, — сообщил бывший власовец Никитин, — видимо, что-то немцы заметили.
— Это дело поправимое, — сказал Ушацкий и, отобрав сорок человек, которые более или менее сносно могли сказать десятка два фраз на немецком языке, ушел к деревне. Провел там целый день, а вечером, когда повалил снежок и приближалась смена патрулей, вышел с людьми на линию связи, одевшись в форму немецкого офицера.
Из-за кустарника мы молча наблюдали за действиями Ушацкого и готовы были в любую минуту прийти на помощь.
Вот он подходит к первой паре. Оба немца козыряют Ушацкому и через минуту уходят с тропинки на дорогу, которая ведет в деревню. То же самое повторяется на протяжении всех трех километров.
Когда последняя пара немецких патрулей скрылась за поворотом дороги, на линию выскочили сто двадцать человек.
У немецких же костров подхватили топоры, и началась рубка кабеля. Покрытый толстым слоем резины, пронизанный множеством металлических жил, кабель с трудом поддавался топорам. Но партизаны усердно рубили его на двух-пятиметровые куски и разбрасывали их в разные стороны. Другие тут же ставили противотанковые мины и маскировали их снегом или прикрывали отрубленными кусками кабеля.
Но партизанам и этого оказалось мало. Алексей Седов и Володя Швец подхватили со своими друзьями другой конец кабеля и по-бурлацки оттащили его за четыре километра в болото, а затем перерубили на дороге и заминировали. Так же поступила в другом конце группа Аркадия Воробьева и Сергея Хрижановского. Там кабель тащили более сорока человек.
Потом партизаны подошли ко мне.
Ночью Ушацкий вновь собирался в поход. При свете коптилки он вместе с Шелякиным уточнял детали очередной диверсии.
Неожиданно пола палатки распахнулась, и большие клубы морозного воздуха хлынули в шалаш. От резкого рывка пламя коптилки заметалось в разные стороны и погасло.
— Кого нелегкая принесла? — сердито зашумел Шелякин, ожесточенно искря трофейной зажигалкой, в которой давно не было бензина.
— Это я, Олег Калинин, меня радист Лешка послал к дяде Веселову. Он сводку принимает о Ленинграде, — путаясь и волнуясь ответил мальчик.
Я пулей выскочил из шалаша. Днем неожиданно спал мороз и полил дождь. Не прекращался он и поздней ночью. Из-под моих ног в разные стороны разлетался мокрый снег. Не отставая от меня, мчался и Олег Калинин.
Вот и густая ель, где радист Алексей Колобов обычно принимал сводки Совинформбюро. Здесь же толпились партизаны. Они заботливо растянули на ветвях свои плащ-накидки, чтобы помочь радисту без помех принять важное сообщение. С большим трудом мне удалось протиснуться сквозь толпу.
При свете мерцающего огарка Леша что-то записывал. Я заглянул ему через плечо. На листке ученической тетради радист уже записывал:
«Сводка Совинформбюро за 19 января 1944 года».
Его торопливо бегающий карандаш едва поспевал записывать слова диктора.
Плащ-палатки вновь зашелестели. На четвереньках подползли к радисту Шелякин и Ушацкий. От быстрого бега они тяжело дышали.
— Что передают? — шепотом спросил Шелякин.
— Сейчас узнаешь.
— Слушай, не томи душу.
— Наши прорвали фронт под Ленинградом.
Шелякин не выдержал и тут же вылез из-под ели.
— Братцы, под Ленинградом немцам капут настал! Наши фронт прорвали! — крикнул он.
И поляна загудела. Люди не могли скрывать своего восторга, раздавались радостные возгласы, кого-то усердно подбрасывали на руках.
Когда я выбрался наружу, дождь уже постепенно утихал. В центре поляны горел большой костер, и отсветы пламени озаряли возбужденные лица многих сотен людей.
Я подошел к костру. Владимир Швец плеснул на поленья бензин, и к небу взметнулся столб огня. Стало светло, как днем.
— Слушайте сводку Совинформбюро!
Стало тихо. Лишь изредка тишину нарушал треск горящих поленьев.
— Оперативная сводка за восемнадцатое января, — начал я. — «На Ленинградском фронте, в районе Ораниенбаума, несколько дней назад наши войска перешли в наступление, прорвали сильно укрепленную долговременную оборону противника и успешно развивают дальнейшее наступление, не встречая сопротивления врага.
На Волховском фронте, севернее Новгорода, несколько дней назад наши войска перешли в наступление, прорвали сильно укрепленную оборону немцев и успешно развивают наступление».
Стояла тишина. Партизаны вслушивались в каждое слово сводки. И как только я закончил чтение, лес наполнился возгласами, люди обнимались, поздравляли друг друга, кричали «ура», пускались в пляс.
К нам подошли Алексей Седов и Юрий Брюховецкий.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».