Три года революции и гражданской войны на Кубани - [143]

В руках генерала Врангеля, нужно думать, сосредотачивалось верховное руководительство Кубанской операцией. Непосредственное исполнение ее поручалось генералу Покровскому.

Ill

27 октября совет Краевого правительства постановил считать договор дружбы аннулированным, а парижскую делегацию утратившей свои полномочия. В то же время решено было протестовать против приказа генерала Деникина, а самый приказ признать нарушением Кубанской конституции.

Кубанский войсковой атаман также срочной телеграммой протестовал против приказа, «нарушившего права Кубанской Краевой власти и глубоко оскорбившего правосознание кубанского народа». – «Сыны Кубани не запятнали себя изменой»…

Протестовала несколько позже (2 ноября) и Краевая рада, требуя отмены приказа, могущего повести «к губительному разрыву». В срочном порядке рада постановила послать делегации на Дон и Терек. Атаман и правительство, путем посылки телеграмм, также все время стремились держать в курсе дела своих «братьев».

Но активного единого фронта, несмотря на так афишируемые стремления к нему, у большинства Законодательной рады не получилось.

В Екатеринодаре между тем рада, заговорив самое себя, продолжала выслушивать доклады, поджидая поддержки от «братьев»: донцов, терцев и пр.

После докладов Султан-Шахим-Гирея, Гончарова, Тимошенки, Иваниса настала очередь члена парижской делегации Калабухова. Очень пространно он рассказывал о том, как делегация, преодолевая различные препятствия, ехала в Париж, о ее деятельности в пути и о ее деятельности на месте, на Конференции мира. Очень часто подчеркивались ее «бескомпромиссные демократические позиции». Невольно при этом у слушателей возникал сравнительный образ того, как эти сторонники «бескомпромиссного демократизма» были далеко не столь последовательными демократами, когда стояли у кормила краевого управления.

IV

В связи с назначением Покровского командующим тылом рада, приняв особую резолюцию, в которой содержался протест против этого, объявила, что вся гражданская и военная власть в пределах Кубанского края принадлежит исключительно органам высшей власти, установленным Кубанской конституцией. Войсковому атаману и Краевому правительству предложено было соблюсти неукоснительное применение Кубанской конституции.

В отношении атамана здесь, как и в других случаях, сказывалась вся двойственность и ошибочность тактики большинства. Дискредитируя атамана в раде, она апеллировала к его авторитетности при необходимости.

Конечно, из этого ничего путного не могло выйти.

Атаман в заседании рады 3 ноября поставил вопрос ребром:

– Если рада идет на разрыв с Добровольческой армией, то он, атаман, просит освободить его от высоких полномочий.

Это была, во всяком случае, ясная постановка вопроса.

Большинство должно было принять окончательное решение, продолжать ли развивать задуманное, и, следовательно, переходить к решительным действиям, или… бить отбой.

В дневном заседании рады П. Л. Макаренко выступил с необыкновенно пространной речью о том, как тяжело переворачиваются страницы истории, какой тяжелой стопой ходил в свое время по полям Европы конь Атиллы, с каким бессердечием дробила человеческие кости в другие века колесница истории. Речь отличалась большой образностью и была несомненно глубоко продумана.

– Сейчас наш черед, – заявлял оратор большинства. – Колесница русской истории безудержно катится в направлении восстановления единой и великой России… хотим мы этого или нет…

Можно было воспринять это как отбой по всему фронту. Но это высказывалась лишь одна сторона.

В Екатеринодар Покровский прибыл не один. С Царицынского фронта Кавказской армии было снято два полка кавалерии, командиры которых были преданные Покровскому офицеры. Полки были расквартированы в станице Пашковской, – совсем рукой подать до Екатеринодара.

По частям телеграфных лент линии Кисловодск – Екатеринодар, приводимых Филимоновым, видно, что генерал Врангель, передавая свой приказ о назначении Покровского через Науменко 2 ноября, в 10 ч. 30 м. утра за № 169, тут же подтвердил Покровскому приказ, якобы через Науменко же, что «Главное Командование настаивает на срочном выполнении своего приказания», что «дальше медлить нельзя»…

V

Несколько позже, неожиданно для себя, отнюдь того не желая, уклоняясь даже от этого, пока было можно, я имел свидание с генералом Покровским, во время которого узнал:

У Покровского был в руках писанный документ, подтверждавший вышеприведенное распоряжение Врангеля о невозможности промедления.

Но у Покровского были какие-то причины промедления, а в самый последний момент, как будто, даже колебания…

Генерал Покровский несколько раз обращался ко мне через посланных и по телефону с приглашением зайти к нему, чтобы переговорить по важному делу. Раньше особых встреч с генералом Покровским у меня не было.

По телефону ко мне звонили на квартиру, посылаемые Покровским офицеры приходили ко мне, помню, однажды в раду, а другой раз, не застав меня дома, в здание Областного правления. Мне совсем не хотелось впутываться во всю эту историю. Ничего доброго от готовящегося столкновения двух сил я не ждал. Я считал свой долг выполненным, сделав максимум возможных в моем положении усилий, чтобы не допустить возможных осложнений еще до созыва рады. Теперь внутри рады, в качестве члена меньшинства, я старался, по мере сил, ослабить создающееся общее напряжение, полагая, что, авось, каждый выигранный день, даже час, принесет с собой желательное доброе изменение в ходе событий.