Три этажа - [52]

Шрифт
Интервал

Девушка с множеством косичек, та, что раньше поила меня водой, спросила:

– На основании чего вы это говорите?

Я усмехнулась:

– На основании чего? Около двадцати лет я была окружным судьей.

После того как я помогла психологам сформулировать законопроект, оформить два административных ходатайства и подготовить упорядоченный список требований улучшения условий их труда, основанный на прецедентах соглашений о заработной плате в других секторах, по палаткам прошел слух, что на бульваре находится окружной судья на пенсии, который предоставляет людям бесплатную помощь. Итак, Михаил, меня вдруг стали приглашать на собрания врачи, студенты, жители Южного Израиля, театральные работники. Их невежество в области законодательства было невероятным. Все, без исключения, не знали, каковы их права, и поэтому не составляло особого труда их спасать: очерчивать им варианты решения проблем, которые их волнуют. Я говорила, и они записывали. И задавали вопросы. Более умные и менее умные. Зерна и плевелы. Хаос, казалось, был одним из организационных принципов того, что творится на бульваре. И все же некоторые вещи оставались незыблемыми: например, стоячий воздух, который создавал ощущение, что ты движешься в супе. Или девушка с массой косичек, которая прилипла ко мне и все утро бродила со мной из палатки в палатку, время от времени заботясь о том, чтобы я пила воду.

Сама по себе ходьба среди палаток не была трудной. Но влажность, как уже говорилось, была сумасшедшей, гарь от машин, которые продолжали гнать по бульвару, прилипала к коже, и после изнурительной встречи с работниками театра (и невыносимой, Михаил, – сплошные мыльные пузыри и фантазерство) я извинилась перед моей проводницей и сказала, что мне скоро придется вернуться домой, принять душ.

Она громко запротестовала:

– Но, Двора, вас ведь ждут в других палатках! Вас призывает народ!

Я опустила глаза. Виновато. И она сказала:

– Недалеко отсюда есть дом, где мы принимаем душ. Пойдемте, я вас туда отведу.

Представляю тебя сейчас, как ты медленно проводишь пальцем по верхней губе – так ты всегда делал в зале суда, когда хотел выразить сомнение по поводу какого-то заявления, которое высказал адвокат или ответчик и которое в твоих глазах – явная ложь.

Чтобы твоя Двора пошла в душ к чужим людям? Я ведь в жизни не соглашалась ночевать в чужих домах под предлогом, что привычна к своему личному душу. И в гостиницы я привозила с собой торбу, набитую всякими мылами и косметикой. Чтобы так вот запросто, посреди дня, без сменной одежды пойти в вонючий душ, в котором моется весь бульвар?

Но тут такое дело, Михаил: они во мне нуждались. А во мне уже давным-давно никто не нуждается. Ты – на туманной стороне. Адар – один черт знает, где он.

Из офиса уже не звонят спросить, где хранится то или иное дело.

И ничего нет хуже, Михаил, чем чувствовать себя лишней. Лишней утром. Лишней днем. Лишней вечером. И вдруг возникает девушка, которая говорит мне, что я нужна, необходима, что меня ждут.

Я вскарабкалась следом за ней по лестнице одного из домов на бульваре, и на каждом этаже останавливалась, чтобы перевести дыхание.

В воображении – признаюсь и каюсь! – я видела молодежную квартиру со стенами в дырках от гвоздей и грязным, усеянным окурками полом. А тут за дверью с простым замком мне открылся пентхаус, просторный и со вкусом обставленный. Мощный кондиционер разбрасывал по комнатам воздух, прохладный, но не леденящий, и из сияющих чистотой окон видны были деревья фикусов, что растут на бульваре.

К нам вышел пожилой человек. Девушка ему заулыбалась: «Как дела, Авнер, все в порядке?» – «Все отлично, Мур», – ответил мужчина, а потом повернулся ко мне, взял меня за руку, поцеловал ее и сказал:

– Авнер Ашдот, с кем имею честь?

Я отняла свою руку и сказала:

– Двора.

Я видела, что он ждет продолжения, и поэтому добавила:

– Эдельман.

– Ок-руж-ной су-дья Дво-ра Э-дель-ман? – спросил он таким тоном, когда нельзя решить, уважение это или насмешка.

– Простите, мы знакомы? – сказала я.

И он улыбнулся и сказал:

– Скажем, что наши пути пересекались.

Я не могла решить, приятная ли у него улыбка или злобная.

Мур кашлянула и сказала:

– Не хочу мешать встрече однокашников, но Двору ждут на бульваре. Она помогает нам всем с юридической точки зрения.

Авнер Ашдот устремил на меня слишком долгий взгляд и потом сказал:

– Отлично, просто здорово.

И тут Мур спросила, могу ли я немедленно принять душ.

И Авнер Ашдот сказал:

– Конечно, пошли за мной.

Ты, Михаил, всегда утверждал, что это аморально, вкладывать в душевую тысячи шекелей. Что требуется для душа, кроме потока воды? Ты бы вынес решение и добавил еще несколько пар слов (даже в судебных решениях ты для выражения отвращения любил произносить двойные определения): возмутительное транжирство, чистейшая показуха, болезненный гедонизм.

После того как я выкупалась в компьютеризированной ванне Авнера Ашдота, я бы хотела, если можно, вынести на обсуждение еще одно двойное определение: чистейшее наслаждение.

Кнопки, которые регулируют тепло, холод и мощность струи, чтобы вы могли настроить все точно, а не примерно по вашему вкусу.


Еще от автора Эшколь Нево
Симметрия желаний

1998 год. Четверо друзей собираются вместе, чтобы посмотреть финал чемпионата мира по футболу. У одного возникает идея: давайте запишем по три желания, а через четыре года, во время следующего чемпионата посмотрим, чего мы достигли? Черчилль, грезящий о карьере прокурора, мечтает выиграть громкое дело. Амихай хочет открыть клинику альтернативной медицины. Офир – распрощаться с работой в рекламе и издать книгу рассказов. Все желания Юваля связаны с любимой женщиной. В молодости кажется, что дружба навсегда.


Медовые дни

Состоятельный американский еврей Джеремайя Мендельштрум решает пожертвовать средства на строительство в Городе праведников на Святой Земле ритуальной купальни – миквы – в память об умершей жене. Подходящее место находится лишь в районе, населенном репатриантами из России, которые не знают, что такое миква, и искренне считают, что муниципалитет строит для них шахматный клуб… Самым невероятным образом клуб-купальня изменит судьбы многих своих посетителей.


Тоска по дому

Влюбленные Амир и Ноа решают жить вместе. Он учится в университете Тель-Авива, она – в художественной школе в Иерусалиме, поэтому их выбор останавливается на небольшой квартирке в поселении, расположенном как раз посредине между двумя городами… Это книга о том, как двое молодых людей начинают совместную жизнь, обретают свой первый общий дом. О том, как в этот дом, в их жизнь проникают жизни других людей – за тонкой стеной муж с женой конфликтуют по поводу религиозного воспитания детей; соседи напротив горюют об утрате погибшего в Ливане старшего сына, перестав уделять внимание так нуждающемуся в нем младшему; со стройки чуть ниже по улице за их домом пристально наблюдает пожилой рабочий-палестинец, который хорошо помнит, что его семью когда-то из него выселили… «Тоска по дому» – красивая, умная, трогательная история о стране, о любви, о семье и о значении родного дома в жизни человека.


Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.