Три этажа - [47]

Около трех недель назад я решила кое-что предпринять.

Сколько раз мы, сгорая от зависти, наблюдали, как наши сограждане, собираясь на площадях, выкрикивают лозунги и призывы, которые поддерживали и мы, но в силу своего служебного положения не могли выкрикивать вместе с ними. Но сейчас, после выхода на пенсию, ворота клетки распахнулись. Так почему же, спросила я себя, я продолжаю сидеть за решеткой? Почему бы не присоединиться к кому-нибудь из соседей и не махнуть автостопом в столицу, чтобы принять участие в манифестации?

●

Разумеется, я начала с семейства Разиэль. Авраам, как всегда, сказал: «Заходите, заходите, что же вы стоите на площадке?» – но продолжал стоять в дверном проеме, скрестив на груди руки. Я сказала, что зашла узнать, не собираются ли они, случайно, на манифестацию. «Какую еще манифестацию?» – спросил он.

Я не могла скрыть своего удивления: «Вы что, новостей не слушаете?» – «А-а, – презрительно фыркнул он. – Мы на такие мероприятия не ходим. Кроме того, вечером в субботу мы с друзьями играем в покер. Мы давно договорились и не станем ничего отменять».

– В покер? – Я не собиралась изображать неодобрение, но он понял мои слова именно так.

– Мы играем не на деньги, Двора, – испуганно произнес он. – Просто так, ради удовольствия. Каждый ставит двадцать-тридцать шекелей, не больше.

– Что ж, – не сдержавшись, бросила я. – Желаю вам сегодня вечером выиграть. Тогда вы, может быть, наконец заплатите взносы в домовый комитет.

– Я заказал новую чековую книжку, – поспешил оправдаться он. – Как только получу, сразу заплачу.

– Отлично! – сказала я и повернулась уходить.

– Доброй вам недели! – крикнул он мне вслед.

Как ему не стыдно каждый раз кормить меня одним и тем же враньем, Михаил? И какая наивность с моей стороны верить, что человек, не способный заплатить взнос в домовый комитет, выразит желание принять участие в акции гражданской солидарности?

●

Я спустилась этажом ниже. Из-за двери семейства Гат доносились громкие детские крики. Я засомневалась, стоит ли к ним стучать. Вдруг я не вовремя? Но мне хотелось во что бы то ни стало попасть на эту манифестацию. Мне открыла Хани. Она держала на руках сына. Дочка стояла рядом, цепляясь за ее юбку. Я извинилась, что беспокою их в такой поздний час. Она устало улыбнулась:

– Видели бы вы, что тут творилось час назад…

– Я хотела узнать, вдруг вы, случайно…

Но тут девочка с силой дернула Хани за юбку, обнажив верх ее задницы и резинку трусов.

– Сколько раз я говорила тебе, чтоб ты не смела так делать! – закричала Хани на дочь, оттолкнула ее от себя, поправила юбку и, виновато кусая губы, спросила: – Вы, кажется, что-то сказали?

– Я хотела узнать… вы с мужем, случайно, на манифестацию не собираетесь?

– Во-первых, – ответила Хани, – как вы можете заметить, моего мужа здесь нет. Асаф за границей. Лично я как раз хотела бы поехать. По-моему, это дело серьезное. Но я не представляю, как за такое короткое время найти бебиситтера.

– Понимаю.

– А завтра утром мне рано вставать – я вернулась на работу. Извините, Двора. А к Разиэлям вы не заходили?

– Они сегодня играют в карты.

– Тогда попытайте удачи этажом ниже, у Рут. Или в квартире напротив.

– А может, зайти к Кацам?

– Они на Кипре. Насколько мне известно, возвращаются только завтра.

– Странно… Пару дней назад мне показалось, что я кого-то видела у них в квартире, – сказала я.

Внезапно Хани напряглась и, сверкнув на меня взглядом, спросила:

– Вы уверены? Как он выглядел?

●

Она не просто просила, но прямо-таки умоляла описать ей человека, которого я видела у Кацев.

Я попыталась остудить ее возбуждение. Объяснила, что жалюзи были полузакрыты, и я мало что рассмотрела.

Но она настаивала: что конкретно я видела?

Я хотела сказать, что в тот день было жарко. Очень жарко. И я не уверена, что это был не мираж. Но я уже поняла, что она от меня не отстанет, пока я не поделюсь с ней своими наблюдениями, пусть и не слишком надежными. Поэтому я сказала, что вроде бы это был мужчина. Довольно худой. Поначалу я решила, что это грабитель, и даже думала позвонить в полицию, но потом убедилась, что он просто ходит из угла в угол по гостиной. Не прикасается ни к каким вещам. У него была спортивная сумка, но он ничего в нее не прятал.

– Спортивная сумка? – вздрогнула Хани. – Какого цвета?

Она спустила с рук сына и оттолкнула дочку, которая снова стала тянуть ее за юбку. Мне показалось, что сведения, которых она от меня ждала, были для нее так важны, что она не хотела, чтобы дети ее отвлекали.

Я сказала, что, по-моему, в смысле мне показалось, что сумка была зеленой. Вроде бы зеленой. И тут она… обняла меня, Михаил. Я бы с удовольствием более подробно описала тебе, как это было, но, боюсь, не успею. Я не хочу, чтобы сигнал автоответчика прервал меня на полуслове, поэтому просто скажу, что ее объятие было долгим и крепким. А сейчас я с твоего позволения положу трубку и снова наберу наш номер.

●

Мы с Хани не так чтобы близко знакомы. Ни разу не обменивались рукопожатиями. Вот почему, когда она меня обняла, я прямо-таки замерла в ее руках. От изумления не смогла даже пошевелиться. Но она и не думала меня выпускать, как сделал бы любой человек, понимая, что его объятие не вызывает ответной реакции. Напротив, она все сильнее прижимала ладони к моей спине, между лопатками, как будто захватила меня в ловушку. Так мы и стояли, приклеенные друг к другу. Постепенно я почувствовала, что мое тело расслабляется, а плечи и грудь поддаются ее натиску. Вся моя скованность куда-то улетучилась.