Три дороги - [7]

— Отвали, морячок, — прошептала она хрипло. — Мой муж — офицер.

— Конечно, конечно. — Он надвинул свою белую бескозырку на самую переносицу и сказал, двинувшись дальше по вагону: — Не сердись.

Она опять устремила свой взор на апельсиновые рощи, которые проносились мимо, как зеленая река, по которой уплывали назад тысячи крохотных апельсинчиков. Ее почему-то задела ложь, которую она только что сказала. Не потому, что это была неправда, а потому, что она предъявила претензии на Брета Тейлора как на своего мужа. Таковым он не являлся, и она опасалась, что никогда и не станет. Он довольно недвусмысленно отверг ее в Сан-Франциско, и если бы у нее была какая-то гордость, то она должна была бы отказаться от него, когда он женился на другой девушке. И все же три года спустя она все еще гоняется по его следам и вот уже начала говорить незнакомцам в поездах, что она его жена. Ей надо себя контролировать, иначе она повадится делать разные экстравагантные заявления, как, например, старая женщина в Монтеррее, которая утверждает, что она — дева Мария.

Был и еще один источник неуверенности, более глубокий. В течение двух с половиной лет знакомства с Бретом она не раз испытывала в самых сокровенных частях своего тела такие же сильные и такие же роковые ощущения, как сейсмические толчки. С ним она чувствовала себя женщиной до мозга костей, столь же неразумной, как любая из героинь книги Д.Г. Лоуренса о фрейлинах. Ей был нужен мужчина, и она хотела ребенка. Но ей представлялось несколько смешным быть похожей на старую деву Рахиль, которая рыдала из-за своих нерожденных детей. В общем-то она уже побывала замужем и знала все ответы; увы, большинство из них были неутешительными. Но может быть, не следовало принимать во внимание это замужество. Она почувствовала себя настоящей женщиной через годы после того, как Пэнгборн уплыл из ее жизни вниз по алкогольной реке с коктейльными берегами. Джек Пэнгборн, король алкогольной реки, был совсем не для Паулы. Нет, это замужество не в счет.

Ты, конечно, потрясающе ловкая обольстительница, сказала она себе иронически. Твоим первым завоеванием еще в средней школе стал моложавый Адонис, получивший на проверке способностей 85 очков из 100 возможных, перед которым открывалась ослепительная перспектива стать клерком в бакалейной компании. Затем ты начала втюриваться в пожилых мужчин и собиралась всех их спасать и перевоспитывать. Наконец последовала велению здравого смысла и завязала романтическую связь с приятным в обращении горьким пьяницей, который частенько не мог вспомнить твое имя и называл тебя то Мабель, то Герти, то Фло — в зависимости от настроения. Когда настроение Пэнгборна удалило его за пределы твоей досягаемости и ты уже, хотя тебе и хотелось бы, не смогла продолжать его содержать, ты в течение многих лет горевала о своем разбитом сердце. Или здесь замешан просто комплекс материнских чувств? Как бы это ни объяснялось, ты долго чуждалась мужчин под предлогом того, что тебе пришлось перенести тяжелое горе. А между тем твоя зарплата возросла со ста до семисот пятидесяти долларов в неделю, потому что ничто так не помогает молодой женщине зарабатывать деньги, как затронутые материнские чувства или разбитое сердце.

И вот однажды ловкая обольстительница крепко зажмурилась, прошептала про себя заклинание, обращенное к Афродите, и опять решила попытать счастья в мешке с подарками. На этот раз она вытянула лейтенанта Тейлора. Какое-то время он казался очень хорошим, таким хорошим, что ты начала уже сомневаться в своей способности трезво оценивать действительность. Но все стало на места в конце, когда он отвернулся от тебя в Сан-Франциско и навсегда разбил тебе сердце в ответ на все твое добро. Но этого оказалось недостаточно. Тебе было нужно что-то еще, чтобы оставаться несчастной, к чему ты уже привыкла. Поэтому он женился на другой девушке, чтобы твое горе стало постоянным. Потом он уехал на Тихий океан, сделав так, что его корабль разбомбили, а сам вернулся назад, но потерял рассудок. Но и на этом история не кончается. Правда, сопутствующие события оказались слишком страшными, чтобы вспоминать о них сейчас, после угнетающей встречи в госпитале. Еще будет время поразмыслить об этих событиях, когда она встретится с доктором Клифтером.

Как же ее угораздило оказаться в таком положении? Пару раз она ошиблась, как дурочка, в своем выборе, но она же ведь не убежденная мазохистка, влюбленная в систему все уменьшающейся выгоды и целующая руки, которые показывают ей фигу. Конечно, верно и то, что она пыталась выбросить его из головы, но снова вернулась, напрашиваясь на новые неприятности. Ведь он нуждается в ней. Ему нужен хоть кто-нибудь, и она решила, что этим кем-то станет сама. Но любила она его не потому, что он нуждался в ней. Когда она влюбилась в него в первый и последний раз, он вовсе в ней не нуждался. Она никогда раньше не встречала мужчину, который был бы таким независимым и самостоятельным. Она влюбилась в него по уши. Это произошло осенью 1943 года, когда начинался поворот в войне, а единственное, о чем беспокоились люди, — как ее поскорее выиграть. Удивительно, какими простыми иногда представляются такие великие события, как любовь или война, до тех пор, пока не начинаешь вдаваться в детали.