Три цвета белой собаки - [14]

Шрифт
Интервал


Я лишь частично разделял цинизм — подозреваю, напускной большей частью — своего приятеля. Мне казалось, мужчины и женщины устроены куда сложнее, и в сексе все не так прямолинейно, и причинно-следственные связи далеко не всегда зависят от шкалы «чисто-грязно» или «бурно-спокойно». Дело в том, что я по-прежнему продолжал быть избирательно бесчувственным по отношению к некоторым женщинам. Об этом я Антону не рассказывал, так как больше не считал свою особенность ни проблемой, которую надо решать, ни темой, достойной обсуждения.

Однако факт оставался фактом: несколько раз эрекция мне изменяла. Я уже не паниковал, не беспокоился, не пускался в сконфуженные объяснения. Отделывался коротким: «Устал, извини». Когда много лет спустя я стал анализировать, в каких ситуациях мой организм давал сбой, понял, что чаще всего эрекция не наступала по двум причинам: тело женщины внезапно оказывалось физически непривлекательным или же женщина была совершенно пассивной, и тут я с Антоном абсолютно согласен. Покорно разлегшаяся дама, ожидающая, что ее сейчас будут ласкать и ублажать, гасила мое желание на корню, вызывала раздражение и стремление уйти не прощаясь. Собственно, организм все для этого и предпринимал — вернее, не предпринимал ничего для ласк и ублажения. «Устал, извини».

Физический же фактор опровергал постулат народного мифотворчества о том, что не бывает некрасивых женщин, бывает мало выпито. Дело вовсе не в выпивке и даже не в том, что женщина недостаточно нравилась или была недостаточно привлекательна — если допустить, что показатель «достаточно — недостаточно» можно как-то измерить. Меня всегда физически тянуло только к привлекательным женщинам. («Эстет!» — подшучивал Антон.) Однако пару раз бывало так, что женщина очень мне нравилась — ухоженная, сексапильная, стильная, а потом она раздевалась, и мой взгляд натыкался на что-то мало эстетичное: некрасивый обвисший живот, съежившиеся груди, дряблые ягодицы. И мое желание точно так же обвисало и съеживалось. «Устал, извини». Слава богу, эти случаи я могу сосчитать на пальцах одной руки, да и все они в прошлом: с возрастом я стал избирательней и проницательней, могу спрогнозировать развитие ситуации и предпочитаю ее не развивать.

Впрочем, один случай не вписывался ни в какие выводы и обобщения. Тут была другая причина: я так долго стремился к женщине, что когда наконец оказался с ней в постели, то услышал от собственного тела: «устало, извини». Дело было в Сибири, я лежал рядом с желанной женщиной, до которой добирался полстраны и полгода.

Светлану я заприметил на экономической конференции в Минске. Решил познакомиться с симпатичной аспиранткой — и удивился, что она из Новосибирска. Было в Свете что-то южное, яркое, открытое и приветливое, никак не вязалась она со словом «сибирячка». Мы гуляли по Минску, разговаривали, я узнал, что она не замужем, рассказал, что женат, но у нас с женой современные взгляды на брак (понимай: по умолчанию я могу влюбляться и заводить романы). Светлана заинтересовалась такой свободой нравов, я забеспокоился, что она сочтет меня развратником и гулякой, поторопился заверить, что мы с женой, как мудрые интеллигентные люди, не ограничиваем свободу друг друга, но это не значит, что злоупотребляем доверием. «А, это другое дело», — улыбнулась Света. Есть в этой формулировке нечто манипулятивное, позволяющее истолковать ее так, как тебе удобно: «Мы с женой не ограничиваем свободу друг друга, но не злоупотребляем доверием». Понимай как хочешь: можно изменять, но не часто? Мы доверяем друг другу, потому что знаем, что никто не станет изменять? Мы свободны настолько, что не считаем нужным оправдываться за связи вне брака?

Неожиданно я влюбился. Прилетел в Киев, через неделю обнаружил, что думаю о Светлане постоянно, а спустя месяц понял, что наша с ней переписка не только не сошла на нет, а наоборот — стала важной частью жизни и крепнет день ото дня. Я решил лететь в Новосибирск.

С огромными усилиями — попер, как танк! — выбил командировку от общества «Знание». Изобретал фантастические аргументы, упрашивал, требовал — наконец, заветные билеты в кармане.

Прилетел в шесть утра. Схватил такси, помчался на окраину Новосибирска. Света встретила бурно и многообещающе: объятия, поцелуи, но ей надо на работу к девяти, мне — отмечать командировку, читать лекции. Я поселился в какой-то убитой гостинице, в комнате на троих, других номеров не было.

Встретились только вечером, судя по жадным объятиям и сбивающемуся дыханию, стало ясно: день оба провели в предвкушении. Не торопились, растягивали удовольствие — неспешно гуляли по городу, заходили в кафе, смеялись.

Наконец, поехали к Свете домой. Легли в постель. Эрекции нет. Целовались, ласкали друг друга, уснули, истомленные нежностью. На следующий день снова тот же сценарий: Свете на работу, мне — читать лекции. Вечером снова гуляем, причем накал нарастает: мы уже видели друг друга обнаженными, барьеры сломлены, свобода действий!

Прибегаем к Свете на окраину, пьем горячий чай, неистовые ласки, постель — и снова ноль эрекции. Я был не столько смущен, сколько зол. Так долго мечтать об этом, так долго планировать поездку, все устроить, как хотелось, — и мой организм портачит! К счастью, Света была вовсе не в претензии — она не притворялась, было видно, что счастлива и так, что ей хорошо уже оттого, что я приехал и мы можем наслаждаться друг другом.


Рекомендуем почитать

Мед и лед

Рассказчица, французская писательница, приглашена преподавать литературное мастерство в маленький городок, в один из университетов Вирджинии. В поисках сюжета для будущего романа она узнает о молодом человеке, приговоренном к смертной казни за убийство несовершеннолетней, совершенное с особой жестокостью и отягченное изнасилованием. Но этот человек, который уже провел десять лет в камере смертников, продолжает отрицать свою виновность. Рассказчица, встретившись с ним, проникается уверенностью, что на него повесили убийство, и пытается это доказать.«Мёд и лёд» не обычный полицейский роман, а глубокое психологическое исследование личности осужденного и высшего общества типичного американского городка со своими секретами, трагедиями и преступлениями, общества, в котором настоящие виновники защищены своим социальным статусом, традициями и семейным положением.


…И никаких версий

Книга третья цикла «Справедливость — мое ремесло» («…И никаких версий», «Готовится убийство»), завершает серию детективных романов об инспекторе уголовного розыска Дмитрии Ковале.


Слабое место жесткого диска

Представьте: вы провернули выгодное дело, решили вместе с деловым партнером расслабиться, пригласили в гостиничный номер четырех отличных девушек, на минутку вышли, а когда вернулись, то увидели, что ваш партнер лежит с перерезанным горлом, девушки исчезли, нет и кейса с кругленькой зеленой суммой. И ни телохранители, маячившие в коридоре, ни служащие гостиницы ничего не видели. Надо срочно обращаться к частному сыщику Валерию Марееву. Он и его комп Приятель с наикрутейшим апгрейдом вам помогут. Они найдут девушек, проведут с ними незабываемую ночь (Валерий), вычислят убийцу (Приятель), поучаствуют в неслабой разборке с метанием ножей и стрельбой (Валерий), взломают пару-тройку программ (Приятель) и опять будут готовы к новым расследованиям.


Время для Шерлока Холмса

В этой оригинальной стилизации развивается центральный сюжет холмсианы — битва между великим сыщиком и его заклятым врагом профессором Мориарти.Эксцентричная и дерзкая стилизация, написанная в 1983 году американцем — Дэвидом Дворкиным, продолжает тему противостояния Шерлока Холмса и профессора Мориарти. На сей раз решающая схватка знаменитого детектива с гением преступного мира произойдёт на Марсе в XXII веке.


Голый на маскараде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.