Три билета в кино - [4]

Мне всё это надоело. Пусть мы были жалкими, пусть лезли не в свое дело и вообще-то создавали впечатление нездоровых преследователей – насрать. Я толкнул Женьку: давай за мной, мол. Решительно подошел к ней и присел на корточки. Жека топтался сзади.

– Эй, привет! Ты в порядке? – Я постарался, чтобы голос прозвучал как можно более обыденно.

Ее реакция оказалась настолько бурной, что я офигел. Она подскочила, отпихнув меня; я не сориентировался и завалился на задницу. Попытавшись бежать, девчонка сделала два шага, споткнулась и упала на обледенелый асфальт, тихо вскрикнув.

Жека, поскальзываясь, ломанулся за ней следом, пока я пытался подняться с земли. Когда я подоспел к ним, он уже перевернул ее. Кажется, лицо опухло еще больше, хотя вряд ли больше вообще было возможно. Я осторожно помог Жеке перехватить ее под спину, и мы попытались в четыре руки поднять девчонку с земли.

– Тише-тише, всё хорошо, – успокаивающе шептал Жека, его голос звучал почти убаюкивающе. – Теперь всё будет хорошо, никто тебя не обидит.

От нее не пахло спиртным, и в целом не думаю, что она была под кайфом, просто сильно мучилась от боли. Мы практически поднесли ее к крыльцу библиотеки, что было непросто – мешала гололедица. Я в панике оглядывался, ища скамейку, но кругом был только бетон. Жека все-таки поскользнулся и завалился задницей на ступеньки, а девчонка вывернулась из моих рук, но, не сделав и шагу, неловко шмякнулась прямо на колени к обалдевшему Жеке. Тут же она начала слабо сопротивляться и плакать.

– Пусти!.. Не трогай, не надо больше!.. – тихо всхлипывала она, почти безуспешно пытаясь отпихнуть Жеку.

Жалость поднялась во мне, будто волна, вытолкнув в горло тяжелый ком, который мешал нормально дышать. Я плотно обхватил девчонку за плечи и снова поставил на ноги, сдерживая слабые рывки, чтобы она не причинила себе вреда. Хоть бы снова не шмякнуться всем вместе!

– Слушай… тише, тише, – уговаривал я, удерживая ее на расстоянии: так было спокойнее нам обоим. – Мы хотим помочь, всё хорошо. Тебя никто не тронет. Чувак, вызывай такси, поедем ко мне, – последняя фраза уже предназначалась Жеке, но он никак не отреагировал.

Я раздраженно перевел взгляд на него и увидел, что Жека до сих пор сидит задницей на ледяных ступенях и с отсутствующим видом пялится на грязь на своих джинсах. Нашел тоже время, чистюля!

– Жека, вызови такси! – шепотом рявкнул я, чтобы не испугать девчонку.

А потом увидел это. Свет фонарей был достаточно тусклым, но на коленях светло-голубых Жекиных джинсов, на которые завалилась девчонка, отчетливо темнела не грязь, а… кровь. От ужасной неприятной догадки меня затошнило, затрясло, и впервые в жизни я помолился. Это была очень странная молитва: Боже, пусть это будут месячные!

Женя

Таксист не хотел нас брать, и с учетом странности нашей компании его сложно было в этом винить. Сашка задействовал свои навыки дипломатии, но безуспешно, а затем в ход пошло то, против чего сложно устоять большинству людей, – деньги, двойной тариф сверх счетчика. Если бы я не пытался прикрыть свои измазанные кровью джинсы практически бесчувственным телом девушки, то присвистнул бы от такой щедрости, но в этом весь Сашка: когда есть необходимость, он использует нужные ресурсы.

– Так, она там не начнет блевать? – недовольно заворчал таксист. – Химчистку, если что, тоже вы оплатите.

– Всё в порядке будет, не волнуйтесь, – заверил его Сашка, практически пропихнул меня на заднее сиденье, после чего быстро скинул куртку и постелил справа от меня.

Делал он всё неловко и торопливо, пытаясь удержать тело девушки в вертикальном положении и не упасть самому. Наконец он усадил ее рядом со мной, ободряюще кивнул, мягко захлопнул дверь, а потом всю дорогу развлекал таксиста светской беседой, будто с нами в машине не было истекающей кровью девушки, с которой совершенно непонятно, что делать. Я водил ладонями по пятнам крови на джинсах, размышляя, откуда столько и сильно ли она ранена. В какой-то момент за приглушенным разговором в передней части салона и мелодией приемника я перестал различать ее дыхание и слегка переместился поближе к девушке, чтобы прислушаться, но было трудно вообще что-то определить при таком количестве посторонних звуков. Я обеспокоенно разглядывал избитое лицо в скудном освещении салона: один глаз сильно заплыл, но второй был открыт и смотрел на меня, и теперь его выражение не было таким пустым, как в метро. Девушка внимательно и настороженно изучала меня; я попытался ободряюще улыбнуться, но ее взгляд уже переместился с моего лица на колени, и тогда я заметил, что все еще беспокойно тру пятна крови на джинсах, и усилием воли заставил себя прекратить. Она поморщилась, и ее разбитые губы скривились, будто в беззвучном плаче. Мне хотелось как-то утешить девушку, и я попытался нашарить ее ладонь на сиденье, но она всё так же молча отдернула свою руку, продолжая смотреть на меня, и тут привычные звуки салона разорвала мелодия, такая громкая, что я даже дернулся от удивления. Девушка тоже вздрогнула и снова поморщилась, словно каждое движение причиняло ей нестерпимую боль (скорее всего, так оно и было).