Три аксиомы - [60]
А для погрузки напиленных досок с берега на морские пароходы построено два сооружения, называемых здесь «дамбами». По внешнему виду они действительно похожи на дамбы, но это гигантские плавающие коробки, удерживаемые мертвыми якорями на самых глубоких местах Каменской ямы. С берега к ним по вереницам плашкоутов идут мосты. В прилив вся вереница плавает на воде, в отлив ближние плашкоуты садятся днищем на обсыхающий песок, продолжают держаться на плаву только дальние плашкоуты и сами «дамбы», и там глубина не бывает меньше десяти метров.
К каждой «дамбе» могут одновременно причалить по два морских парохода.
По плавучим мостам едут лесовозы — автомобили необычной формы на высоких колесах-ногах; у них нет платформы, груз они держат снизу, между колесами. Не надо нагружать и разгружать обычным способом. Эти стальные высоконогие жирафоподобные существа мчатся, прижимая воз досок к своему животу. Привезут на место — в одну секунду опустят наземь и возвращаются обратно. Удобный саморазгружающийся механизм.
Навигация в Мезени продолжается четыре месяца; на пять надеяться нельзя. Река очищается ото льда во второй половине и к концу мая, а морской лед в горле Белого моря держится обычно дольше.
Но Мезенский порт не способен принимать морские суда сразу же после исчезновения льда; не менее десяти дней длится установка погрузочных «дамб». А осенью приходится прекращать приемку судов до наступления заморозков, чтобы успеть вытащить на берег все громоздкие погрузочные сооружения, в том числе тридцать плашкоутов.
За навигацию Мезенский порт успевает вывезти до двухсот тысяч кубометров досок. Не так много, меньше, чем дает древесины один крупный леспромхоз типа Подюжского. А по запасам спелого и перестойного леса на реке Мезени и ее притоках в пору иметь пятнадцать леспромхозов и добывать пять-шесть миллионов кубометров. Ведь если стоит на корню спелый урожай да осыпается, что с ним надо делать? Убирать!
При годовой рубке в пять-шесть миллионов кубов лесу на Мезени хватит на сто лет. Такое лесопользование не будет истощительным, потому что через сто лет может вырасти новый лес, и тогда опять можно рубить.
Наклонные мосты поднимаются к лесопильному цеху и через широкие ворота вбегают прямо на второй этаж. По ним непрерывными вереницами ползут бревна.
В цехе бревна подхватываются тележками. Наверху сидит в кресле рабочий и держится руками за такую же баранку, какие бывают у тракторов или автомобилей, а впереди торчит длинное бревно, похожее на ствол пушки. Рабочий прицеливается, крутит баранку и въезжает концом бревна точно в центр лесопильной рамы. Там прыгает вверх-вниз рамка с натянутыми вертикальными пилами, делает в минуту триста пятьдесят взлетов и падений. Стальные зубы с громким визгом вгрызаются в дерево; взвивается маленькое облачко опилок.
Прохождение бревна сквозь раму длится с полминуты, на последних стадиях оно происходит уже автоматически, а тележка успевает отбежать назад, схватить новое бревно и опять нацелиться концом на центр рамы. От точности прицела зависит результат.
Я давно знал, что Мезенский лесозавод славится качеством своей работы. В течение ряда лет он занимает среди всех лесопильных заводов Архангельской области первое место по наибольшему выпуску высокосортных экспортных досок. Сейчас я разговариваю на эту тему с главным инженером Л. А. Березкиным.
Он говорит, что хороший распил, правильная сортировка, почти отсутствие брака есть результат хорошей работы коллектива. Местные жители — работящий народ. Многие работают по сорок лет, накопили большой опыт, стали умелыми мастерами.
В кабинете главного инженера паркетный пол. Так это для меня неожиданно, что я присел на корточки и потрогал плитки рукой. Паркет делается обычно из дуба, на Севере дуб не растет. В городе Архангельске паркет — исключительнейшая редкость, и он привезен из Белоруссии. Неужели на Мезень привезли?
— Лиственница, — прерывает мои размышления главный инженер, — великолепная, твердая, крепкая древесина. Ее очень ценили в эпоху деревянного кораблестроения, но в XIX столетии перестали добывать, потому что корабли начали строить из железа. По техническим качествам древесины главной древесной породой на лесозаготовках долгое время была сосна; лишь в XX веке появился усиленный спрос на ель: это наилучший материал для широко развившегося целлюлозно-бумажного производства и выработки вискозных и штапельных тканей, а в строительстве она вполне заменяет сосну. А лиственница? Это дерево будущего. В смене мод на разные древесные породы она, несомненно, скоро займет почетное место. Почему ее до сих пор не добывали? Тяжелая она, тонет при сплаве. Но эту трудность можно преодолеть.
Под впечатлением паркета из лиственницы, этого свидетельства лесных богатств Мезени, я говорю главному инженеру Березкину:
— Слов нет, пилите вы хорошо. Да, вероятно, и лес получаете первоклассный. Ведь ваш завод — единственный потребитель всех лесных богатств Мезени.
— Ой, не скажите! — горько усмехнулся инженер. — Коснулись вы самого больного нашего места. Имеем мы к лесозаготовителям серьезные претензии: они дают очень тонкие бревна. При распиле тонкого сырья получается много обрезков и мал выход досок, снижается производительность наших станков вдвое. Кроме того, мы не можем дать широких досок, какие с нас требуют. И всего хуже, что даже такого невыгодного сырья не дают нам вдосталь. Почти ежегодно стоим полтора, а то и два месяца.
