Тревожный мозг - [38]

Обратите внимание, что полное равенство в браке – практически всегда иллюзия. Некоторые исследователи обнаружили, что на самом деле браки, где один партнер доминирует над другим, нередко оказываются стабильнее браков, в которых оба партнера отказываются хоть когда-нибудь принимать роль ведомого

Обратите внимание, что полное равенство в браке – практически всегда иллюзия. Некоторые исследователи обнаружили, что на самом деле браки, где один партнер доминирует над другим, нередко оказываются стабильнее браков, в которых оба партнера отказываются хоть когда-нибудь принимать роль ведомого. Асимметрия является гарантией того, что решения о чем угодно, от того, куда поехать в отпуск, до того, какую передачу посмотреть по телевизору, принимаются с минимальными разногласиями и огорчениями. Однако ключевой момент заключается в том, что тот, кто выполняет доминирующую роль, должен с пониманием и уважением относиться к своему партнеру, и его усилия должны быть направлены на благополучие своего партнера или всей пары. В число признаков насильственных отношений входят угрозы, запугивание, оскорбления и унижение. Если все это происходит регулярно, то такие отношения можно назвать по меньшей мере нездоровыми или даже небезопасными.

Мучитель/жертва

Один из самых удивительных фактов о моделях вертикальных отношений заключается в том, что наш опыт может в значительной степени определять наше поведение, и в то же время мы можем не полностью осознавать роли, которые исполняем, или причины, по которым мы их исполняем. Так было в случае с Джессикой, которая, как я не сразу понял, бессознательно пыталась справиться со своей склонностью принимать роль жертвы. Пытаясь не стать жертвой, она старалась держать всех на расстоянии, и поэтому жизнь ее была пуста.

Джессика, сорока трех лет, не могла вступать с кем-либо в близкие отношения. Она работала инженером, преуспевала в своей сфере деятельности, была одинока, не имела друзей и романтических увлечений. На бумаге Джессика выглядит завидной невестой. Но наши жизни проходят не на бумаге.

Джессика обратилась ко мне всего лишь по поводу легкого беспокойства; от коллеги она слышала, что я помог его жене. Джессика даже не понимала до конца, что ей было от меня нужно. Она знала лишь, что чувствовала, будто жила не по-настоящему. У Джессики не было настоящей депрессии или тревожного расстройства, но она чувствовала, что ее жизнь пуста, и хотела это как-то изменить.

Я провел с Джессикой несколько первичных сеансов, чтобы узнать ее получше. Примечательным было то, насколько бесплодно проходили наши встречи. Джессика, практически до невозможности скучная, казалась почти роботом. Она рассказывала мне о своей работе, о проектах, начальнике, коллегах. Но в ее описаниях никто не выглядел живым; все казались винтиками в какой-то большой машине. Когда я заметил Джессике, что с трудом могу представить себе описанных ею людей, она сказала, что часто чувствует то же самое по отношению к людям в ее жизни. Я посчитал, что это неплохая возможность более пристально взглянуть на ее близкие отношения, вернее, на их отсутствие. Я узнал, что на тот момент Джессика ни с кем не встречалась. Время от времени у нее были какие-то отношения, но близости, привязанности в них не было. Вслух я поинтересовался почему. Джессика ответила, что ей это тоже интересно.

Наше любопытство привело к тому, что Джессика более подробно рассказала мне о своей усопшей матери. Это была раздражительная, даже озлобленная женщина, несчастная, постоянно на что-то жалующаяся. Я узнал, что, когда Джессика «плохо себя вела», то мать в качестве наказания клала дохлых насекомых ей на подушку и тыкала ее туда лицом. Мне было трудно в это поверить, или, возможно, мне не хотелось верить, что родители могут настолько жестоко обращаться со своими детьми. Тем не менее, эта история, судя по всему, действительно произошла и была лишь одним из бесчисленных эпизодов проявления жестокости со стороны матери, о которых поведала Джессика.

В детстве Джессика старалась держаться от матери подальше. Часто ей это удавалось, но не всегда. Отец Джессики, часто уезжавший из города по делам, редко бывал дома и не мог смягчить жестокость матери.

Взрослея, Джессика продолжала держать мать на расстоянии, избегая ее всеми силами. Посвятив себя учебе, она выиграла грант на полную оплату обучения в инженерном колледже за сотни миль от дома. Джессика чувствовала, что опыт учебы в колледже вдалеке от матери освободил ее, и редко навещала родителей.

Я был рад, что мы с Джессикой, по-видимому, добрались до сути ее проблем. Она была способна признать, высказать и отстраненно взглянуть на сложности, с которыми она столкнулась, живя в когтях своей жестокой матери. И ей стало понятнее, почему она держала людей на расстоянии.

И в этот момент в наших отношениях произошло нечто интересное: Джессика отменила три встречи подряд. После этого она оставила мне короткое сообщение о том, что ей надо на время приостановить работу со мной; она сказала, что перезвонит мне когда-нибудь потом.

Я уважаю автономию своих пациентов. Но на основе собственного опыта я также знаю, что, когда терапевтический процесс становится «горячим», у пациентов часто возникает страх, из-за чего они сбегают от терапии. Я позвонил Джессике, и мы коротко поговорили. Я сказал ей, что хочу уважать ее желания, но все-таки подозреваю, что между нами происходит нечто такое, в чем важно было бы разобраться. Я спросил, не хотела ли она вернуться хотя бы на один или два сеанса, чтобы мы вместе могли подумать о том, что происходило. Джессика сказала мне, что ей надо обдумать этот вопрос, что она и сделала. На следующий день она перезвонила и сказала, что встретится со мной на следующей неделе в наше обычное время.