Тревожные ночи Самары - [48]

Судя по тяжелым шагам, Здановский двинулся дальше.

— Стоило только уехать, и уже черт знает что, — слышалось из коридора. — Не госпиталь, а постоялый двор! Да!

Рассерженный доктор затих, и уже издалека донеслось лишь приглушенное:

— Чтоб завтра же духу их не было!..

Ягунин с Никишиным озадаченно переглянулись.

— Вот так штука, — сказал огорченный Никишин. Ему от души было жаль симпатичную докторшу.

5

Белов диктовал, Шабанов записывал: проверить… отыскать… спросить… опознать… Оба они устали и ожесточились от бесплодных допросов, оба понимали, что упущенное время, даже один день, может обернуться серьезными осложнениями: враг глубже законспирируется, оборвет все нити, уйдет в подполье, и этот невскрытый нарыв опять будет зреть, угрожая рецидивами антисоветских вспышек, террактов, злостного саботажа, диверсий.

В кабинет начальника секретоперотдела вошел Вирн. Прошел к столу, сделал знак: продолжайте!.. Послушал, встал, прошелся по комнате.

— Хватит, — сказал Белов. — Складывай бумажки, писатель.

— Что нового, Иван Степанович? — спросил Вирн.

Белов покрутил головой.

— Рановато для нового. Придется еще повозиться с этим Шацким. Корниловец! Остальные ни черта не знают. Обычные налетчики.

Вирн потер ладонью несвежее лицо.

— Нет у нас времени возиться, Иван Степанович. Ясно, что эта банда — только ветка. А где ствол? Поглядите, что подкинули. Нашли в караульном помещении штаба коммунистического полка. Мне Ратнер передал.

Председатель губчека вынул из кармана френча грязный клочок бумаги и протянул Белову. Тот развернул, вслух прочитал:

«Предполагается произвести нападение: штаб ЗВО, клуб коммунистов, губ. чрезвыч. комиссия, губвоенкомат, госуд. банк, окружной суд, ревтрибунал, почта, курсы командиров, элеваторы новый и старый, губернаторский дом, продовольственный комитет, авто и тракторная мастерские. Будьте готовы. Точно время не знаю, но скоро. Разрешите покуда мне не сказать своего имени».

— Да-а, — Белов озабоченно поморгал. — Ничего себе новости… А не провокация?

— Вы что, у меня спрашиваете? — поднял бровь Альберт Генрихович. — Конечно, не исключена и провокация, хотя… Какой смысл? Так или иначе, через час в губисполкоме вместе с особым отделом и штабистами округа соберемся для разработки плана охраны города. А вот от кого охранять — туман.

— Разъяснится, Альберт Генрихович. Я так надеюсь, что скоро разъяснится.

Вирн усмехнулся и неожиданно продекламировал:

Нельзя довериться надежде,

Надежда слишком часто врет…

— Читали такого поэта — Минаева? — спросил он.

Белов пожал плечами: откуда?

— Я в туруханской ссылке читал. Неплохо он критиковал царизм, хотя и не с классовых позиций. Да, что там с Нюсей?

Иван Степанович озабоченно цокнул языком.

— Я вот думаю, есть ли резон, что мы ее оставили. Нюся теперь для них — отрезанный ломоть.

— Точно сказано, — одобрил Вирн. — Именно «отрезанный ломоть». Сейчас с нее глаз спускать нельзя.

Белов слушал, что-то соображая.

— Можете не сомневаться, Иван Степанович. — Натура этих… — Вирн выдержал паузу, — известна. Не оставят они ее в покое. В любом случае. Как бы нам не прозевать.

— Так… — протянул Белов. — Резонно.

И повернулся к Шабанову.

— Слушай, писатель! Придется тебе нынче до закрытия подежурить в «Паласе». Надо бы посмотреть, кто к ней будет липнуть. Может, связной. А после проводить буфетчицу до дому, только незаметно… Рано туда не заявляйся, чтоб глаза не мозолить, лучше поближе к ночи. Задача ясная?..

— Есть! — сказал Шабанов. — Ясная. Разрешите пока идти?

— Иди.

Решив не откладывать сборы, Шабанов заглянул к Левкину, но не нашел его на месте. Столкнулись они на лестнице. Договорившись, когда ему взять подходящую одежонку, Иван повернул было к себе, но вспомнил о просьбе Ягунина. Нынче утром, дождавшись в госпитале окончания операции, он ухитрился перекинуться с Михаилом несколькими фразами.

— Как там Нинка? — прикрыв глаза, бормотнул Ягунин, когда его несли по коридору санитары, — Узнай у Исая…

Иван Шабанов видел Нинку один-единственный раз — с тряпкой и ведром, раскрасневшуюся и растрепанную. Девушка ему тогда понравилась: скромная, работящая и собой вроде ничего.

— Исай, как Нина-то работает? Не саботажница? — спросил он как бы в шутку.

— Это имеется в виду землячка Миши? — что-то уж слишком неприветливо, на себя непохоже, уточнил Левкин.

— Она.

— Землячке дали поворот от наших ворот, — сказал все так же сухо Левкин, — Когда с Мишей были неважные дела, я был вынужден ей сказать…

— Что сказать? — нахмурился Иван.

— Что! Что! — разозлился Исай Левкин. — Пусть не приходит, сказал! Не мешай на дороге, Шабанов, у меня есть другие дела, пропусти…

Левкин был расстроен, что так вышло. Шабанов — тоже.

«Где ж ее теперь найдешь-то?» — думал он удрученно, проходя коридором, будто сквозь строй глазеющих на него граждан. Их сегодня было больше обычного — ни одна лавка не пустовала. Он переживал за Михаила, потому как понимал, что получалось не по справедливости: и подозревали напрасно, и посадили ни за что, и вот обидели в личном вопросе.

…Не ждал не гадал Ваня Шабанов, что так скоро отыщется горемычная Нинка Ковалева. В одиннадцатом часу вечера приведет ее в «Палас» мордатый «горчишник», накормит и что худо — напоит девчонку до одурения, а уже ближе к закрытию уведет ее неизвестно куда — наверх ли, в гостиничные номера, еще ли в какое злачное место, а может, и к себе домой. И невыносимо будет комсомольцу Шабанову смотреть на жалкую пьяненькую девчонку, смотреть и понимать, что нет у него ни возможности, ни права вмешаться, и оттого будет Ване стыдно, тоскливо и тошно.