Тревожные будни - [19]

По-разному сложилась судьба остальных участников раскрытия преступления: одни отдали свою жизнь за молодую Советскую республику на фронтах гражданской войны, другие еще не один год трудились на поприще криминалистики.

Что касается К. П. Маршалка, то он в мае 1918 года попросил освободить его от должности начальника уголовно-розыскной милиции, уехал в Петроград, откуда бежал за границу.

...В Кремле, возле Боровицкой башни, возвышается Оружейная палата — хранилище национальных драгоценностей и исторических реликвий. И среди множества сокровищ сверкают бриллианты, изумруды, сапфиры, возвращенные нашему народу его милицией в том далеком и таком близком для всех нас грозном тысяча девятьсот восемнадцатом...

АНАТОЛИЙ БЕЗУГЛОВ, ЮРИЙ КЛАРОВ ЖИТЕЛЬ «ВОЛЬНОГО ГОРОДА»

Умирая, человек не исчезает бесследно. Он остается жить в прошедшей вместе с ним эпохе, которая стала страницей истории, в своих детях, внуках, правнуках, в воспоминаниях близких, в тех, кто продолжает его дело.

Бойцы внутреннего фронта, как нас некогда именовали, — мои товарищи по Московской уголовно-розыскной милиции времен гражданской войны. Их имена и фамилии уже не числятся в адресном столе, но зато они получили постоянную прописку в истории становления Советской власти, в истории очищения молодой республики от скверны уголовщины. В конце тысяча девятьсот девятнадцатого погиб в бою с деникинцами балтийский матрос Груздь. Тогда же настигла бандитская пуля начальника особой группы розыска Мартынова. Прошло много лет, как убит слесарь с завода Михельсона Виктор Сухоруков, мой закадычный друг, коновод мальчишек нашего двора, который в октябре семнадцатого сражался на улицах Москвы с юнкерами, а в декабре стал работником советской рабоче-крестьянской милиции, куда рекомендовал и меня. Все они пережили свою смерть. Для меня они по-прежнему живы и молоды, точно так же, как и замурзанный беспризорник с Хитрова рынка Тузик, которому сейчас бы, видимо, было за семьдесят.

Но юный житель «вольного города Хивы» — так обитатели Хитровки называли рынок — состариться не успел...

Мой отец, старый врач, которого жители хорошо знали в Городском районе Москвы, был человеком решительным и увлекающимся. От него можно было ожидать всего. Поэтому, когда он в один прекрасный день привел к нам в дом беспризорника с Хитровки и заявил, что тот теперь будет жить у нас, никто не удивился. Моя сестра Вера, которая тогда вместе с подругой готовилась к выпускным экзаменам на акушерских курсах, молча смерила отца взглядом, отложила в сторону конспекты и, громко стуча каблуками, прошла в столовую.

— Вот этот? — спросила она, брезгливо взглянув на жалкого оборвыша, стоявшего посреди комнаты со сконфуженным и одновременно независимым видом.

— Да-с, этот! — громко ответил отец, у которого всегда появлялся задор, когда он чувствовал себя неуверенно. — Вас не устраивает?

— Нет, ничего, — спокойно сказала Вера, — курносенький.

— Какой есть, других не было! — по-прежнему запальчиво сказал отец, но тут же сник: — Ты, Верочка, не сердись. Я понимаю, экзамены, хлопоты по хозяйству, но...

— Ладно, — прервала его Вера, — чего уж теперь говорить! Что сделано, то сделано. Я так и предполагала, что твое участие в комиссии по оздоровлению Хитрова рынка так просто не кончится. Скажи хоть, как его зовут?

— Тузиком, — потупился отец.

— Тузиком?

— Да, а что?

— Ничего, По крайней мере, не Шарик и не Полкан. Нина! — позвала она подругу. — Тут Семен Иванович сделал нам сюрприз, так не мешало бы его отмыть...

— Кого отмыть?

— Папин сюрприз отмыть. Ты мне поможешь?

«Сюрприз» отмыли, остригли и переодели. Так в нашей квартире появился новый член семьи, беспокойное «дитя улицы», как его называла Вера.

Мальчишка у нас не прижился. Держался он весьма независимо. Отца любил, Веру побаивался, меня не замечал, а нашу прислугу, пухленькую Любашу, почему-то сразу же возненавидел, нередко доводя ее до слез своими далеко не безобидными выходками. Как-то Любаша не выдержала и заявила Вере, что больше оставаться в доме она не может. Или она, или Тузик.

— Позови его сюда, — сказала Вера.

Любаша отправилась на кухню, которая была излюбленным местом юного гражданина «вольного города Хивы», но его там не оказалось. Тузика ждали до вечера — напрасно. Не появился он и на следующий день. Отец было хотел обратиться в полицию. Но Вера строго сказала:

— Хватит, найди себе другое развлечение. Больше мучиться с мальчишкой я не собираюсь.

Вначале о Тузике в нашей семье вспоминали довольно часто, а потом все реже и реже.

Прошел год, до предела заполненный событиями. Умер от разрыва сердца отец. Вера вышла замуж и уехала с мужем в Ростов. Октябрьская революция, провозглашение Советской власти, митинги на Страстной и Скобелевской площадях, отряды вооруженных рабочих и моряков, тревожные сообщения о немецком наступлении, переезд Совнаркома из Петрограда в Москву и белые листки на обшарпанных стенах домов — обращение ВЧК к населению Москвы:

«...Лицам, занимающимся грабежами, убийствами, захватами, налетами и прочими тому подобными совершенно нетерпимыми преступными деяниями, предлагается в 24 часа покинуть город Москву или совершенно отрешиться от своей преступной деятельности, зная впредь, что через 24 часа после опубликования этого заявления все застигнутые на месте преступления немедленно будут расстреливаться».