Ночью выползают все страхи. Они выползают из-за всех щелей, а потом собираются вокруг тебя и шепчут что-то такое жуткое, что хочется с головой накрыться одеялом.
Я накрываться не стал. Мне было жарко, и этого того не стоило. Я решил не думать о плохом (о себе, о том, что может случиться с мамой, о Пальме) и стал снова считать овец. А потом вспомнил стишок. Про овец и одного пацана…
"Полночь. Мальчишка, стараясь заснуть,
Считает стадо овец.
Девять сотен овец уже не вернуть,
А на тысячной стаду конец".
Я не помню, откуда это. Кажется, Глеб рассказал. Дальше, по-моему, еще было, но я не помню. Только это маленькое четверостишие запомнил, и все.
У меня овец набралось, наверное, больше тысячи. Но спать не хотелось. Тот мальчишка, из стишка, по-моему, тоже не стал спать — он, кажется, пошел на балкон дышать свежим воздухом. И на звезды смотреть. Про звезды там точно было, я помню.
Я вспомнил, как отводил к Шмелеву черную овчарку и как увидел тогда небо, все в звездах. Это было ну просто необыкновенно красиво. Но я не смогу описать, я просто не найду таких слов. А может и нет их, таких слов, нет вовсе.
Я как наяву почувствовал прохладу той недавней субботней ночи. Мне тогда было неуютно и страшно. Пока я не посмотрел наверх.
Но почему? Разве раньше меня так волновали звезды? Никогда. Они были мне безразличны. То есть, они, конечно, были красивые, но мне не нужна была эта красота. Я не понимал ее, как не понимал и их величия. Потому что они действительно гордые и независимые. Им никто не нужен, и это здорово. Может, это и есть счастье? Тебе никто не нужен, и ты тоже не нужен никому. Я бы не говорил так, если бы не случилось того, что случилось.
Я не знаю, что чувствует сейчас мама. Если то же самое, что и я — это ужасно. Это ужасно, потому что я ей нужен. И она мне. И Глеб. И даже отчим, наверное, как без него. А теперь еще Пальма с Юлькой. Если с Пальмой что-то случится, как со мной, это тоже будет ужасно.
Я не знаю, я не знаю, я не знаю, черт возьми, правильно ли то, что я сейчас я думаю. Так ли это хорошо, когда ты никому не нужен. Холодное одиночество — это хорошо?
Может, это все-таки хорошо?
Я вскочил и кинулся к окну. Звезд было совсем мало, две или три, не то что тогда. Но все равно они были такие же. И точно так же меня потянуло к ним снова. Я чувствовал их. Для меня они были живые, они дышали, они смотрели на меня так же, как я смотрел на них.
Они чего-то ждали от меня.
Как бы я хотел быть одним из них! Чтобы никому не причинять боль. И чтобы самому не терпеть это.
А двойник говорил, что я могу не спать… Надо только думать, что мне не хочется спать, и тогда и правда не захочется. Кажется, так… Можно попробовать. Похоже, даже думать не надо. И так спать не хочется совершенно.
Я попробовал представить себе завтрашний день. Как бы я провел его, если бы был жив. С утра я пошел бы в школу, просидел бы там шесть часов… Целых шесть часов тратить на такую… ладно, промолчу… Даже семь. По средам ведь классный час. А то и полтора. Смешно звучит: "классные полтора часа".
Ну ладно, школу не жалко. Жалко весь остальной день. Наверняка он будет солнечный и теплый. Май все-таки берет свое, и каждый день становится все более похожим на лето. Лето — это здорово…
А вечером бы мама пришла с работы. И мы бы все вместе смотрели телик. Я, Глеб, мама и отчим.
И вдруг меня в бок тепло толкнула надежда. А ведь это все может быть. Все может быть по правде. У меня ведь есть шанс. А ошибки… они поправимы.
