Третья жена - [80]

Я тебя люблю,

Перл.

Дорогой папочка,
я хочу, чтобы ты вернулся домой. И щекотал мне пятки. Пожалуйста.
С любовью,

Бью

47

В этот раз, отправившись на встречу с Эдрианом в увитый плющом пивной дворик людного айлингтонского паба, Кэролайн не надела дешевый дождевик. Она нарядилась в стиле «Пол Уилсон»: в обтягивающее платье с глубоким вырезом. Светлые волосы были завязаны в тугой хвост, один глаз прикрывала бесхитростная челка. Кэролайн подвела глаза, в ушах были серебряные серьги, на ногах – сандалии. Ей можно было дать 28 лет.

При ее появлении Эдриан встал и поприветствовал ее так, как делал всегда: расцеловав в обе щеки. Но сейчас он вложил в это гораздо больше чувства.

– Отлично выглядишь! – похвалил он.

Она не возвратила комплимент. Вместо этого достала из сумочки телефон, включила, проверила, выключила и аккуратно положила на столик перед собой, рядом с солнечными очками.

В углу пивного дворика стоял огромный экран, показывавший Олимпиаду. Эдриан сел к нему спиной, чтобы ни на секунду не отвлекаться. Он налил Кэролайн вина из бутылки, стоявшей на столе, при этом у него подрагивала рука. Во взгляде Кэролайн читалось: «Ничего, понервничай немножко!»

– Как дети?

– Хорошо, – ответила она. – После вчерашней ночи обстановка несколько разрядилась. Отис вообще стал совсем другим.

– А Перл?

– Не знаю, – сказала Кэролайн, водя пальцем по дужке очков. – Молчит. Думаю, она подозревает, что Кэт имеет отношение к письмам. – Она вопросительно взглянула на Эдриана, он кивнул.

– Ты готова? – спросил он. – Рассказать?

Кэролайн нервно махнула рукой.

– Валяй.

И Эдриан все ей выложил: про чат в скайпе, про письма Кэт, про Люка и Майю. После этого, пристально глядя на Кэролайн, он спросил:

– Ну, как ты теперь относишься к Кэт?

Кэролайн передернула плечами.

– Даже не знаю, – начала она. – У меня противоречивые чувства. Но в основном грустные. Мне понятно, к чему она стремилась. Но она – ты уж не сердись – не самая яркая звезда в небе. Не очень зрелая для своего возраста. – Она пожала плечами. – Она поступала, как школьница: жестоко и по-дурацки.

– Знаешь, – сказал Эдриан, – вчера вечером я обсуждал это со Сьюзи, и она кое о чем мне напомнила. Я совсем забыл об этом происшествии. Когда Кэт была подростком, ее на неделю выгнали из школы за издевательство над одноклассницей.

Кэролайн приподняла брови.

– Да. Не то в двенадцать, не то в тринадцать лет. Как раз теперешний возраст Отиса. В середине четверти к ним пришла новенькая. Она всем понравилась. Мальчишки с нее глаз не сводили, девчонки скрипели зубами. Она стала вторгаться на территорию Кэт. Та сделала вид, что с ней дружит, а сама распространяла про нее гадкие слухи и всех настраивала против нее. Та девочка пожаловалась своей матери, а мать оказалась директрисой другой школы и хорошо знала, как поступать в таких случаях. Кончилось тем, что Кэт выгнали и заставили письменно просить у девочки прощения. Так, во всяком случае, мне все это виделось из твоей постели, за дюжину миль от места событий. – Он насмешливо приподнял бровь. – Я думал: девчонки есть девчонки. Мне не приходило в голову считать ее ужасной.

– А ты считаешь ее ужасной?

– Нет. – Эдриан вздохнул. – Конечно, нет. Я считаю ее одной из жертв огромного грузовика – ее папаши, подвинутого на серийных адюльтерах.

Они с Кэролайн переглянулись.

– Как ты думаешь, она останется жить у тебя? – спросил Эдриан.

– Она не заикалась о переезде. Думаю, пока останется.

– Тебя это не напрягает?

– Нет, нисколько. Ты же знаешь мое отношение к Кэт. Я люблю ее, как родную. К тому же без нее я как без рук. Поэтому… – Кэролайн напряженно, невесело улыбнулась и чокнулась бокалом с Эдрианом. – Выпьем за то, чтобы все улеглось. Чтобы все плохое осталось позади.

Сдержанно чокаясь с ней, Эдриан сухо улыбался.

Кэролайн снова наполнила оба бокала.

– Давай, – сказала она Эдриану. – Эстафетная палочка у тебя. Так выражаются психотерапевты: когда палочка у тебя, все остальные набирают в рот воды.

– Что ж, терпи.

Кэролайн смотрела на Эдриана в ожидании, а он чувствовал в душе какое-то размягчение, потом там надулся пузырь. Сквозь раскаленную лаву чувств пробивалась, как золотая птица феникс, некая мысль. Она набухала, грозя без спросу вылететь наружу, сорваться с его губ. «Ты – любовь всей моей жизни».

Он сглотнул, не доверяя больше самому себе, собственным чувствам. За последние сутки, посвященные самокопанию, у него родилась одна-единственная слепящая мысль: он – презренный болван! Он мысленно воспроизводил куски прожитой жизни, изучал как сторонний наблюдатель чуть ли не каждый ее ключевой эпизод и убеждался, что долго скакал по жизни, не соображая, зачем. Слепо, как мотылек, перелетал от одного пятна золотого света к другому. Когда свет мерк, он упархивал и начинал поиск нового золотого пятна.

Таким образом, многочасовой самоанализ привел Эдриана Вольфа к потрясающему умозаключению: он человек-мотылек.

Но как объяснить это Кэролайн? Он был далек от ответа. Поэтому он вздохнул, улыбнулся ей и выпалил:

– Я мотылек.

Она промолчала, только приподняла бровь и отпила вина.

– Я мотылек, – повторил он. – А нужно быть коровой.