Третья волна - [38]

Одним словом, элиты образуют мощную машину непрерывного действия, работающую бок о бок (и часто несогласованно) с демократическим механизмом, который включается периодически. Только видя эти две машины рядом, можно понять, как государственная власть реально проявляет себя во всеобщей законоделательной машине.

Элиты играют в представительство, а народ в лучшем случае время от времени имеет возможность выразить путем голосования свое мнение, одобряя правительство и его действия или же выражая свое недовольство. Технократы, напротив, непрерывно влияют на деятельность правительства.

И наконец, еще более мощное средство для осуществления социального контроля было запроектировано в принципе представительства. Ведь сам отбор людей, которые становились выразителями воли большинства, порождал новых членов элиты.

Когда, например, рабочие на начальном этапе боролись за право создавать профсоюзы, они подвергались гонениям, их обвиняли в участии в заговоре, они находились под надзором соглядатаев компании, попадали в руки полицейских и наемных головорезов. Они не вписывались в систему, не были в ней представлены вовсе или же недостаточно представлены.

Когда же профсоюзы упрочили свое положение, это способствовало появлению новой группы интеграторов — трудовой элиты, члены которой не просто представляли рабочих, но и стали промежуточным звеном между ними и элитами в деловом мире и правительстве. Такие деятели, как Джордж Мини и Жорж Сеги, несмотря на произносимые ими речи, сами стали ключевыми фигурами интеграционной элиты. Фальшивые профсоюзные лидеры в СССР и Восточной Европе всегда были не чем иным, как технократами.

Рассуждая теоретически, необходимость пройти через процедуру переизбрания давала гарантию, что представители — люди добросовестные и продолжают выражать интересы тех, кто их выбрал. И тем не менее это никогда не препятствовало тому, что государственная машина поглощала представителей народа. Всюду углублялись расхождения между представителями и теми, кого они представляли.

Представительная форма правления, которую нас научили называть демократией, была индустриальной технологией для поддержания неравенства. Представительная форма правления по сути своей — псевдопредставительная.

Если подвести итог вышесказанному, то мы теперь знаем, что цивилизация в большой степени зависит от топливных ресурсов, промышленного производства, нуклеарной семьи, корпорации, массового образования и средств массовой информации, и в основе всего лежало увеличивающееся расхождение между производством и потреблением, а руководство всем принадлежало менеджерским элитам, задача которых состояла в интегрировании общественной системы.

В этой системе представительная форма правления — политический эквивалент машины. Действительно, это была машина для выработки коллективных интеграционных решений. Подобно большинству машин, она была управляема теми, кто стоял у ее рычагов. И как большинство машин, она теперь в значительной степени устарела и должна быть смыта надвигающейся Третьей волной.

Если политическая структура Второй волны не соответствует сегодняшним требованиям, неспособна справляться с возникающими трудностями, то это, как мы увидим далее, лишь одна сторона переломного момента, другой круг проблем связан с еще одним порождением Второй волны: появлением нации–государства.

Глава 7

БУЙСТВО НАЦИЙ

Абако — это остров. Его население составляет шестьдесят пять сотен человек, и он является частью Багамских островов, расположенных около побережья Флориды. Несколько лет назад группа американских бизнесменов, торговцев оружием, идеологов частного предпринимательства, чернокожий агент разведки и член английской палаты лордов решили, что для Абако наступило время провозгласить свою независимость.

Их план состоял в том, чтобы вступить во владение островом и отделиться от Содружества Багамских островов, обещав каждому жителю Абако после революции передать в частное пользование по одному акру земли (4047 квадратных метров). (Согласно проекту, застройщикам недвижимости и инвесторам оставалось для освоения около четверти миллионов акров. ) Самой заветной мечтой было создание на Абако зоны свободной торговли, где состоятельные бизнесмены, страшащиеся социалистического апокалипсиса, могли избежать налогов[125].

Однако взлету частного предпринимательства не суждено было осуществиться, местные жители нисколько не были расположены сбросить свои оковы, и проект создания новой страны оказался нежизнеспособным.

Тем не менее в мире, в котором национальные движения борются за приход к власти, в котором 152 страны заявили о своем членстве в сообществе наций — ООН, подобные пародийные события приносят пользу. Они заставляют нас подвергнуть сомнению само понятие государственности.

Могли ли шестьдесят пять сотен человек, населявших Абако, вне зависимости от того, финансировали их сумасбродные бизнесмены или нет, учредить государство? Если Сингапур с его 2, 3 млн населения — государство, то почему бы не стать таковым Нью–Йорку с его 8 млн? Если Бруклин имеет реактивные бомбардировщики, отчего бы и ему не стать государством? Хотя это представляется абсурдом, но подобные вопросы могут обретать новый смысл в то время, когда Третья волна крушит фундаментальные основы цивилизации Второй волны. Одной из таких основ была и остается нация–государство.