Третья волна - [32]

По мере усиления власти управляющего акционеры утрачивали свое влияние. Компании постепенно укрупнялись, семейная собственность рассеивалась среди все большего числа владельцев акций, значительная часть которых не имела ни малейшего представления о специфике предпринимательства. Акционерам в значительной степени приходилось полагаться на менеджеров, которые не только занимались ведением повседневных дел компании, но и вырабатывали перспективные цели и определяли стратегию. Советы директоров, которые теоретически представляли интересы владельцев, со временем все более отдалялись от них и плохо информировали их о процессах, происходящих под их руководством. По мере того как все чаще частные капиталовложения производились не отдельными личностями, а опосредованно, через организации, подобные пенсионным фондам, совместным фондам и кредитным отделениям банков, подлинные «владельцы» промышленных предприятий все больше оказывались в стороне от управления.

Возможно, наиболее определенно о новой власти интеграторов высказался У. Майкл Блументаль, бывший секретарь государственного казначейства СИТА. Перед тем как занять этот пост, Блументаль находился во главе корпорации «Бендикс». Когда его однажды спросили, хотелось бы ему иметь собственную компанию, подобную «Бендиксу», Блументаль ответил: «Главное не в том, чтобы обладать собственностью, а в том, чтобы управлять ею. И находясь во главе корпорации, я глубоко осознал это. Еженедельно мы проводили собрания акционеров, и я обеспечивал девяносто семь процентов голосов. А я был владельцем только восьми тысяч акций. Самым главным для меня является руководство... Осуществлять управление такой большой структурой и обеспечивать ее плодотворное развитие — это для меня более заманчиво, чем делать разные глупости, к которым вынуждают меня другие»[106].

Таким образом, деловую политику все больше определяли управляющие фирмами или финансисты, размещающие деньги других людей, но ни в коей мере не фактические владельцы и уж тем более не рабочие. Интеграторы взяли заботу об этом на себя.

В социалистических странах происходили аналогичные процессы. Еще в 1921 г. Ленин выражал недовольство советской бюрократией. В 1930 г. Троцкий, находясь в изгнании, с негодованием писал о пяти или шести миллионах управленцев, которые «не заняты непосредственно производительным трудом, но руководят, распоряжаются, командуют, прощают и накладывают взыскания». Средства производства, возможно, и принадлежали государству, «однако государство... «принадлежит» бюрократии», возмущался он. В 1950–е годы Милован Джилас в своей работе «Новый класс» («The New Class») критиковал усиливающуюся власть административной элиты в Югославии. Тито, который отправил Джиласа в тюрьму, сам высказывал отрицательное отношение к «технократии и бюрократии, классовым врагам». Опасения по поводу перехода власти в руки менеджеров были главной темой в Китае времен Мао[107].

Как в социалистических, так и в капиталистических странах, в сущности, к власти пришли интеграторы. Без них части системы не могли взаимодействовать. «Машина» не работала[108].

Интеграционный двигатель

Интегрирование какого–либо производства или даже всей промышленности — лишь малая часть того, что надо было сделать. Как мы видели, в современном индустриальном обществе развивалось множество организаций — от производственных объединений и профессиональных союзов до церквей, школ, клиник, рекреационных групп, каждая из которых должна была действовать в рамках установленных правил. Нужны были законы. Прежде всего необходимо было отрегулировать между собой сферу информации, социальную сферу и сферу технологии.

Из данной потребности в интеграции цивилизации Второй волны возник самый главный координатор всего, интеграционный двигатель системы — большое правительство. Именно острая нужда в объединении частей в одно целое вызывает неуклонный рост больших правительств в любом обществе Второй волны.

Политические демагоги то и дело выступали с призывами сократить состав правительства. Однако же, придя к власти, те же самые лидеры обычно не делали правительство меньше, а, скорее, расширяли его. Такое противоречие между риторикой и реальной жизнью станет понятней, если мы осознаем, что высочайшей целью всех правительств Второй волны было построить и развивать индустриальную цивилизацию. И на фоне этого все мелкие разногласия меркли. Партии и политики могли пререкаться по другим спорным вопросам, здесь же царило молчаливое единодушие. И большое правительство было частью их неозвученной программы, независимо от того, на какой мотив они пели, ведь индустриальные общества зависят от правительства, выполняющего весьма важные интеграционные задачи.

По словам политического комментатора Клейтона Фритчи, федеральное правительство Соединенных Штатов Америки росло постоянно, так же как и при трех недавних администрациях республиканцев, «по той простой причине, что даже Гудини не смог бы преобразовать его без серьезных и пагубных последствий».

Свободные торговцы доказывали, что правительства вмешиваются в коммерческую деятельность. Но оставив частное предпринимательство в покое, индустриализация стала бы развиваться намного медленнее, если это вообще могло бы происходить. Правительства стимулировали строительство железных дорог. Они строили порты, прокладывали дороги и автострады, сооружали каналы. Они управляли почтовой связью, создавали и упорядочивали телеграфную и телефонную связь, системы телевизионного и радиовещания. Они разрабатывали торговое право и стандартизировали торговлю. Они использовали внешнеполитическое давление и тарифы, чтобы содействовать промышленности. Они сгоняли крестьян с земли и поставляли промышленности рабочую силу. Они субсидировали энергетику и обеспечивали развитие технологии, часто через военные заказы. На самых различных уровнях правительства решали тысячи интеграционных задач, которыми другие не хотели или не могли заниматься.