Третья тетрадь - [79]

Когда-то давным-давно, когда Данила еще считал возможной борьбу с жизнью силовыми методами, он пару лет ходил заниматься дзюдо. Простой клуб, оказавшийся в своем роде еще одной альма-матер президента, давно превратился в роскошное заведение, парк вокруг потерял прелесть заброшенности, на месте щемящих руин, благоухавших модерном, выросли новодельные коттеджи. Дах давно избегал появляться там, в месте своих полуотроческих блужданий и грез, но сейчас он, стараясь не смотреть по сторонам, миновал оранжереи, круглую площадь и вошел в светлый вестибюль комплекса.

– Саленко на месте? – небрежно поинтересовался он у охранника и услышал, что тот в третьем зале, но до шести у него тренировка.

Данила развалился в кожаном кресле и отгородился волосами от мамаш малышей и громкоголосых тинейджеров. Ему было мерзко и хотелось сделать какую-нибудь гадость, но он ограничился лишь намеренно вытянутыми ногами, мешавшими каждому второму в фойе. Да, когда-то здесь были низкие ломаные скамейки, и старший брат нынешнего Саленко, непобедимый Сережка Саленко, крутил на них колесо. Скамеек давно нет, как нет и прежнего Сережки, спившегося и нищего. Данила по старой памяти и незабытому чувству восхищения иногда навещал Сергея, приносил еды на неделю, одежду, но это было не спасением старого приятеля, а лишь успокоением собственных чувств.

Здесь когда-то познакомился он и с Саленко-младшим, мать Саленко, заходя за Сережкой, приносила его на тренировки, начиная с годовалого возраста. Затем этот карапуз превратился в рослого красавца с гривой льняных волос и телом профессионального дзюдоиста. Кажется, его звали Мишкой.

– Здорово, Мигель! – поймал он его у гардероба. Юноша выглядел настоящим румяным античным богом, представляя собой именно то, что и нужно было сейчас Даниле. – Как Серега? Все не могу добраться.

– Позор семьи, – бодро ответил Мишка. – А почему Мигель-то?

– Да так, сериал вчера сдуру посмотрел.

– Понятно. Чего к нам не ходишь?

– Смысла не вижу. Но дело не в том, у меня к тебе разговор, на двадцать минут, не больше.

К счастью, рядом мигал огнями неизвестный Даху ресторанчик.

– Видишь, как ублажают, – довольно похвастался Мишка. – Хотя какой, на хрен, ресторан нашему брату!

– Я угощаю, – поспешил Данила.

Ресторанчик, несмотря на крошечные параметры, оказался дорогущим, а свободных денег у Даха в связи с обстоятельствами не было. Они заказали по бутылке швейцарской минералки.

– Ты, я понимаю, парень конкретный, – улыбнулся Дах, ненавидевший это слово, к несчастью попавшее в молодежный жаргон и потерявшее свое нормальное значение, – и потому буду говорить открытым текстом. Согласен?

– Лады.

– Тогда слушай внимательно. Есть одна девушка, актриса. Начинающая, конечно, но не суть. Ее надо… скажем так, поставить на место. И потому – я уезжаю, а ты начинаешь за ней ухлестывать по полной программе. Можешь даже влюбиться по-настоящему – не обижусь. Разумеется, каждый труд должен быть оплачен – вот деньги. – Он пододвинул Мишке конверт, и тот неуверенно провел по нему пальцем. – Не волнуйся, хватит.

– Да я не о том. А вдруг она того…

Данила на миг представил, как Аполлинария рассказывает этому мужлану свои видения, и через силу улыбнулся.

– Она вполне нормальная.

– Да нет, вдруг и она в меня? Тогда что?

– Тогда, как обычно, привет – и в койку.

– Ну ты даешь!

– Что ж поделаешь, тебе морду не набьешь, правда? – Оба рассмеялись. – Но только чтобы все было красиво, ухаживанья, прогулки под фонарем, кофейни и так далее.

– Обижаешь.

– Значит, так: встретить ее можешь каждый вторник и субботу у театра «Сказочка», в пять часов. Вот адрес. – Дах написал адрес на конверте с деньгами. – Зовут Лина, невысокая, глаза как крыжовник. Все ясно?

– В общем, да. Странный ты, Даниил.

– Жизнь вообще странная, Мигель. Ну, я побежал, приступай с понедельника.

На улице Данила первым делом прополоскал рот прихваченной минералкой, словно от того языка, на котором ему пришлось только что разговаривать, во рту у него осталась грязь. То, что он сделал, конечно, чудовищно, но он руководствовался высшими велениями судьбы – а этот щенок даже ни секунды не поколебался… Впрочем, чего ждать от этой простой натуры с крепким душевным здоровьем, когда он сам… Как печально, что даже великая подлость исполняется нынче убого, без размаха. Даха разбирала досада: то, о чем в прошлом веке можно было бы написать целый роман, что стоило бы долгих мучений души и страданий гордого ума, теперь происходит обыденно и пошло.

Он медленно шел по дорожкам, как в детстве, разбивая каблуком последний слабый ледок и отстраненно думая о том, что, возможно, встреча с Аполлинарией была ниспослана ему отнюдь не для психологических опытов и не для пути к наживе, а как шанс выскочить из колеи судьбы, но он, мелкий современный человек, не потянул… О, если бы он больше любил ее, а не ту, так до конца никем и не разгаданную, если бы он вообще умел любить, если бы так не страдал в детстве, если бы… если бы…

Апе Данила сказал, что уезжает по делам в Торжок, просил не звонить и быть умницей.

– Может быть, одна, без меня, ты как-то разложишь себя по полочкам – такое иногда делать просто необходимо – и поймешь многое.