Третья сила - [42]

Стась замолчал. Наступила тишина, только слышно было, как жужжит веретено в пальцах тетки Кшишты. Сама она хмурилась.

— Это тебя кто такому научил? — спросила сердито.

— Так шериф говорил, когда на той неделе подстрелил троих проходимцев.

Кшишта нахмурилась еще сильнее.

— Если я узнаю, что ты водишься с этим негодяем, я оторву тебе уши. И твоему шерифу тоже. Совсем совесть потерял, молокосос.

— Ма, ему уже сорок. У него трое детей…

— Вот я ему и напомню, как он по шее получал, когда с твоим старшим братцем тут бедокурил. А ты выйди и не мешай, когда старшие разговаривают.

Стась надулся. Было видно, что парня задело за живое. Еще бы, в его возрасте да такое оскорбление. И ладно бы наедине, а то при посторонних. Но возмущаться не стал. Покорно вышел, не преминув, правда, захлопнуть дверь громче, чем следовало.

— Дрянной человек этот шериф, — проворчала Кшишта.

Она снова была увлечена своей пряжей. Тянула нить с таким видом, будто ничего другого более важного, чем эта нитка и верчение веретена, в мире нет.

Пантор смолчал.

— Дрянной, — повторила тетка. — Здесь вообще много дрянных людей. И среди живых больше, чем среди убитых. Этот шериф мальчишкой таким сорванцом был… А теперь гляди ж ты. Шериф он. В люди выбился. Послушай старую тетку, чудодей, не тот человек, кто место под солнцем выгрыз, а тот, кто сумел человеком остаться. Чем больше ты шериф, губернатор или еще какая шишка, тем меньше ты человек.

— Хороший человек, говорят, не профессия, — не согласился Пантор.

— Не профессия, — кивнула Кшишта. — А только когда твоя профессия из тебя человека вытравливает и кроме статуса в тебе ничего не остается, паршиво это, чудодей. Слушай, тетка плохому не научит.

Пантор сел, откинулся, привалился спиной к стене и больше не дергался. Отвечать тоже не торопился. Слушал.

— Я в этой хибаре, почитай, полвека живу, — продолжала говорить тетка. — Людей лечу, людям помогаю. И никогда не рвалась вперед.

— Думаете, жить без устремлений хорошо? — не сдержался все же Пантор.

— Думаю, жить без стремлений плохо. Только стремления стремлениям рознь. Вот врачевать, к примеру, разные люди могут. Я врачую хорошо, дело свое ладно знаю. Живу вот тут на берегу. С природой наедине. Люди приходят за помощью — помогаю. Денег не беру, но от даров не отказываюсь. Жить-то надо, сына вон кормить и воспитывать. Есть у меня стремление делать свое дело хорошо, насколько могу. Получается хорошо — значит, есть стремление делать лучше. Стремление?

— Стремление, — кивнул Пантор.

— А вот был здесь другой врачеватель. Не сказать, что плохой. Хороший. У него тоже стремление было. Сперва стремился кого побогаче находить, чтоб, значит, за работу его побольше платили. Потом, стало быть, в город подался, там, мол, людей с достатком побольше. Потом клинику свою решил открыть. Открыл. Сейчас большой врачеватель, солидный. На хромой козе к нему не подъедешь. И денег, чтоб к нему попасть, много надо. Теперь вот стремится несколько клиник открыть. Только в клиниках этих особо-то и не лечат, палаты красивые, а врачевателей хороших всего ничего, да и то хорошие они или не самые плохие — сразу и не скажешь. Конечно, кровати широкие, матрасы мягкие, комнаты просторные, позвонил в колокольчик, тебе и чаю, и мяса жареного. Вот только на выздоровление эти все штуки ничуть не влияют. Мрут там люди так же, а то и быстрее, чем у нас в поселке. Вот поди и разбери, стремление?

Пантор снова кивнул.

— А теперь подумай, какое стремление правильное, а какое нет.

— Что ж теперь, в нищете жить? И совсем не зарабатывать?

— Я не в нищете живу, — покачала головой Кшишта. — Я живу как мне удобно. И бесплатно работать не стоит. Просто меру знать надо. Во всем. Жить надо нормально. Денег нужно столько, чтоб думать о деле. Когда денег мало и вместо своего дела ты думаешь о том, что завтра есть будешь, это плохо. Но когда денег много настолько, что ты опять перестаешь думать о деле и начинаешь думать о деньгах, но уже иначе, это плохо вдвойне. Я многое могу, многое умею, но предпочитаю заниматься своим делом и делать его хорошо. А делать его хорошо можно тогда, когда думаешь о нем, а не о посторонних вещах.

Молодой маг задумался. Смотрел, как крутится, жужжит веретено в пальцах тетки. Мышцы потихоньку оттаивали. Тело не казалось больше тяжелым и окаменевшим. По нему медленно разливалось мягкое тепло.

— Стремиться можно вглубь, а можно вверх, — продолжала Кшишта. — Вот ты вверх стремился, чудодей, и куда попал в итоге? На острова? Вот тебе и устремление. К чему теперь стремишься?

Пантор помялся. Насколько можно откровенничать с теткой, он пока не понимал, но врать не хотелось. Да и все равно она мысли читает. Это только говорит, что людей лечит, а чего еще может — вопрос. Тетка-то не простая.

— Ищу кое-что, — туманно ответил он.

— Искатель, значит. А что ищешь? — в лоб спросила тетка.

Теперь вывернуться уже не получалось. Надо было либо говорить правду, либо врать, либо отказываться говорить что-либо.

— Человека одного, приятеля. Мы с ним бежали из ОТК. Меня поймали на границе. Его — нет. Значит, он где-то здесь. А у него осталась одна вещица, которая мне нужна.