Третья молодость - [28]

А при отъезде выяснилось – стартер не работает, и точка. Все остальное в порядке. Луг так меня умиротворил, что я даже не расстроилась, и двинулась самым простым образом – меня толкали трое моих панов. Мотор завелся с толчка, и я покатила. В целях эксперимента уже на шоссе я включила зажигание, повернула ключ: мотор отреагировал нормально. До сих пор не понимаю, почему на лугу сие устройство капризничало. Похоже, тоже лень разобрала...

Ладно, сразу отработаю эту поездку до конца. Остановились мы на Окмине, наверно, последнем чистом озере в Польше. Клянусь, на глубине четырех метров гальку на дне без труда удалось бы пересчитать. Почему-то, однако, все твердили, что можно найти место и получше, и на следующий день мы отправились дальше.

Сейчас уже не поручусь, где оказалось это «дальше». Может, и неподалеку. Окмин – маленькое озеро в окрестностях Сувалок, какой трассой нас черт понес, не помню. Лезли мы куда-то в мазурские пущи, почему-то в памяти мелькает Белый Бор, хотя на карте он пребывает совсем в другом месте. Марек указывал путь. Ему помнилось, что где-то там есть прекрасные места на воде. Он забыл лишь об одном: со времени, когда он там побывал, прошло двадцать лет. Безлюдье превратилось в шумные палаточные городки, в прекрасных лесах поставили заграждения и ввели всевозможного рода запреты. Я поехала дальше, врезалась в лес; попробовала пешком пробраться в глубь дикой пущи – ноги мне посчастливилось не переломать, но комаров я не выдержала. Дикий лес, к нам даже лось выходил. Где-то мне все-таки удалось развернуться, хотя и не без усилий: у меня уже был не «горбунок», а «лимузин-1500». Мой господин и повелитель, недовольный всем на свете, вел меня дальше. Дороги кончились, я ехала по лесному бездорожью. Стемнело. Наконец у какого-то озера двигаться дальше я отказалась. В свете фар виднелся мелкий песок и сплошные пни, за рулем я находилась уже четырнадцать часов. Я подъехала к старым мосткам для крепления плотов и вежливо объяснила – для езды необходим восход солнца. Каприз этакий: водитель любит вокруг и впереди себя хоть что-нибудь видеть.

Было уже за полночь. Мы остались около мостков в ожидании рассвета. О рыбе мечтать не приходилось: озеро забито лесом, бревна пролежали здесь несколько лет, экологическая среда изменилась, и рыба погибла или ушла в другие места. Мы разожгли костер. Марек злился – не на кого переложить вину за происшедшее. Его сыновья свалились где попало и заснули. Я держалась лучше и совершила одно из своих самых блестящих деяний – решила отпилить круг от толстого елового пня, чтобы сделать потом тарелку.

Пилой пользоваться мне разрешалось, Марек уже проверил, умею ли я с ней обращаться. Выяснилось: умею. При свете костра я с энтузиазмом приступила к работе.

Однако еловый пень оказался несколько свежее, нежели мне представлялось. В древесине сохранилось много смолы, разогревшись от трения, она стала клейкой. И на полпути пилу заклинило намертво. Конец песне во славу труда, хоть бобров созывай, чтобы перегрызли дерево. Сталь с деревом слились в монолит. Пришлось признаться в преступлении. Тихим и жалобным шепотом я сообщила: увы, пила застряла... Марек разозлился, слова не промолвил, но злость придала ему сверхчеловеческие силы: он сдвинул пилу и пилил дальше – не с целью доставить мне удовольствие тарелочкой, просто другого выхода не было, если он хотел заполучить обратно свой инструмент. Я с удивлением пялилась на него: опилки так и летели в разные стороны, а запах смолы мог вылечить целый санаторий туберкулезников. Вот что значит мужская рука, не зря же я готова молиться на свое сокровище...

Отпилил, меня не убил, а тут и солнце взошло. Обозрела я местность и от души похвалила себя за упрямство. Кое-как я выехала из пней и рытвин и выбралась на более цивилизованную поверхность, но дивилась себе, пожалуй, не меньше, чем Мареку. Во всяком случае, я выполнила задание и образцово отработала долг – выпуталась из этой дикой пуши. Красиво там, ничего не скажешь, только вот условий для езды нет.

К полудню мы вернулись на Окмин. Поставила я машину где пришлось – под первым же кустом, и позволила себе расслабиться. Больше суток езды по проселкам и эмоции у старых мостков, где вязали плоты, – имею право и отдохнуть. Тут-то мое сокровище критическим оком обозрело нашу тачку и вежливо, в самом деле вежливо, хоть и с нажимом, попросило меня поставить ее иначе, ибо стоит она сикось-накось и некрасиво. Поистине этот человек не знал меры...

Я впала в вялое бешенство и отказалась – под страхом смерти до вечера к тачке не притронусь, упала на надувной матрас и в три секунды заснула мертвым сном. Не знаю, кто из них надул мне матрас, во всяком случае, Марек угомонился – сообразил хотя бы временно оставить меня в покое.

Через четыре часа я проснулась и охотно выполнила его пожелание, хоть и не выношу педантизма.

Позднее божество снова проявило свои достоинства, и мое восхищение окрепло. Мы на время взяли у крестьянина плот, на который Марек водрузил мачту из сухой сосенки. А к ней прикрепил мою купальную простыню и таким манером превратил плот в парусную лодку. И хотя против ветра она не желала двигаться, да и лавировать было нелегко, но по ветру мчалась как черт.