Она вошла в переднюю и робко осмотрелась. Хотя она знала, что того человека давно уже нет здесь, все-таки ей было не по себе — казалось, все в этом доме непременно должно напоминать о нем.
Ей казалось, что вот-вот где-нибудь в углу она увидит костыли или какую-нибудь коляску для безногих, какое-нибудь кресло на колесиках.
Но в передней стояли самые обычные вещи: лыжи с палками, бамбуковое удилище, банка из-под краски…
Таня стала вытирать ноги о резиновый коврик, и тут над дверью в комнату вдруг вспыхнула световая табличка: «Вытирайте ноги!»
— Ой! Что это? — сказала она.
— А это мы с братом делали такую штуку, — торопливо пояснил Генка, — только немного недоделали. Пока зажигается не тогда, когда нужно. Понимаешь, надо, чтобы зажигалась, когда человек проходит мимо коврика, а сейчас получается наоборот. Можно, конечно, сделать, чтоб она все время горела, а как ступишь на коврик, сразу бы гасла… Только батареек жалко, они быстро выдохнутся. Да не бойся, больше ничего такого не будет.
— А я и не боюсь, откуда ты взял?
Вслед за Генкой Таня вошла в комнату.
Комната была большая, даже очень большая, почти как зал, с огромными окнами, с разными завитушками на стенах у потолка. Посреди комнаты стол, покрытый клеенкой, у стены буфет, диван, еще один небольшой столик. Обстановка как обстановка, самая обычная обстановка.
Таня положила на стол свой учебник, и тетрадь, и словарик, и ручку — она проделала это неторопливо и обстоятельно, в точности как учительница немецкого языка Анна Леопольдовна, когда входит в класс. Но Генке, видно, не очень-то хотелось заниматься — он побродил вокруг стола, потом сказал:
— Хочешь, я тебе аквариум покажу? Знаешь, какие у меня рыбы есть! Ни у кого таких нет…
— Гена!
— А хочешь — приемник покажу, какой я делаю? Карманный!
— Гена, перестань, пожалуйста!
— Ну, ладно, вот ответь мне на два вопроса, и тогда будем заниматься. А не ответишь — не будем. Идет? Вот слушай.
— Ничего я не буду слушать!
— Нет, ты скажи, ты вот скажи, зачем человеку учить немецкий, если он, может, за всю свою жизнь ни одного немца не встретит и ни одной немецкой книжки не прочтет? А? Или вот еще: зачем человеку учить, например, ботанику, если он станет физиком? Выходит, человек только зря тратит время, так?
— Зачем, зачем… Получишь еще одну двойку, тогда сразу узнаешь, зачем.
— Нет, ты правда ответь. Что? Не можешь? Ага — не можешь? Не можешь!
— Перестань сейчас же. Или завтра я все расскажу Анне Леопольдовне. Понятно? Итак, начнем с повторения. Was ist das? — И она, совсем как Анна Леопольдовна, строго сведя брови, показала на окно.
— Das Fenster.
— Хорошо. Пошли дальше.
— А если хочешь знать, — сказал Генка, — я могу и сам весь немецкий за месяц выучить. Стоит только захотеть.
— Ну и захоти.
— Ну и захочу.
— Ну и захоти.
— Не веришь? А вот давай будем соревноваться. Будто мы две команды. Я — «Спартак», ты — «Динамо». Вопросы задаем по очереди. За правильный ответ — очко. И кто победит. Спрашивать можно обо всем, что в этой комнате. Идет? — И, пока Таня думала, соглашаться или нет, Генка быстро показал на клеенку: — Was ist das?
Таня не знала.
— Ага! Один-ноль в мою пользу! Один-ноль! Один-ноль! — орал Генка.
Таня не удержалась и показала на диван:
— Was ist das?
Теперь промолчал Генка.
— Was ist das? Два-один! Was ist das? Два-два! Три-два! Четыре-два!
— Внимание! Внимание! Вперед вырывается команда «Динамо»! Болельщики на трибунах неистовствуют! Счет становится четыре-три! Еще немного — и «Спартак» сравняет счет!
— Was ist das?
— Der Funter.
— Какой такой «Funter»?
— Funter, обыкновенный, — невинным голосом повторил Генка.
Таня принялась торопливо листать словарь.
— Да такого и слова нет, жулик несчастный!
— А что? Мог же я ошибиться?
Оба, и Генка и Таня, уже увлеклись, оба торопливо оглядывались вокруг, выискивая в комнате оставшиеся еще не названными предметы.
— «Динамо» все больше и больше вырывается вперед! «Спартак» отчаянно обороняется! До конца встречи остаются считанные минуты. По-видимому, «Спартаку» уже не удастся отыграться. Трибуны ревут!
— Was ist das? — Таня показала на фотографию, висящую на стене. На фотографии нахмуренный молодой человек в кожаной куртке стоит возле мотоцикла.
— Das ist… Das ist… Это мой отец, — негромко сказал Генка, — это довоенное фото.
Мотоциклист на фотографии был очень молод и совсем не похож на того одноногого человека, который остался в Таниной памяти.
Таня подождала, ей казалось, что Генка сейчас еще что-то добавит, расскажет еще что-то.
— Двадцать два-десять в пользу «Динамо», — объявил он. — Матч закончен.
Большие настенные часы — die Uhr — пробили шесть. Как незаметно прошло время. Хлопнула входная дверь — это вернулась с работы Генкина мать.
Она торопливо прошла через комнату, кивнула Тане:
— О! У нас гости?
Потом появилась Генкина сестра.
— Ген, ко мне никто не заходил?
Сразу вслед за ней прибежала ее подруга.
Квартира, только что такая тихая, сразу ожила, вся наполнилась звуками: хлопаньем дверей, шумом воды в умывальнике, звяканьем посуды…
Таню приглашали остаться ужинать, но она застеснялась, смутилась, заторопилась домой.
