«Третий» выходит на связь - [5]

Человек тихо приблизился, поздоровался.

Женщина устало опустила руки, безразличным взглядом окинула незнакомца, сухо ответила:

- Здравствуйте, коль не шутите. Ходит вас тут много, а помочь нам, одиноким, некому.

- Я бы с удовольствием, - ответил путник, - да видишь, у меня рука...

- Вы все больные или раненые на работу, а как выпить, так каждый не прочь, здоровы как один. Да, по правде сказать, ко мне мало заходят. - И женщина еще раз окинула взглядом стоящего перед ней человека, спросила: Ты почему не улицей шел? Я тебя еще раньше заметила, как ты зашуршал у стены.

- А ты наблюдательная. Только какая тебе разница, шел я улицей или огородами? - улыбнулся раненый и добавил: - Вот если пригласишь на чарку, то зайду с удовольствием.

- Ну что, заходи, раз такой смелый. Вроде бы сама напросилась.

Женщина собрала дрова в охапку и пошла в дом. Человек последовал за ней. Пройдя через сени, он очутился в просторной комнате. В сумерках в избе лицо хозяйки казалось старым и злым.

- Садись к столу, сейчас соберу поужинать. Одна не могу пить, скучно. Снимай свою амуницию, мой руки. В сенях кадка с водой.

- Я сейчас, спасибо, - проговорил человек, торопливо сбросив с плеча автомат. Быстро умывшись, он присел к столу.

- Как звать тебя, хозяюшка?

- Наталья Ивановна. А тебя?

- Меня Болеславом.

- Давно в полиции служишь? Форма на тебе немецкая.

- Да как сказать, - уклончиво ответил человек.

На столе появились соленые огурцы, хлеб и кусок тонкого желтоватого сала. Потом женщина принесла в кувшине самогон и два стакана. Наполнив их до краев мутной жидкостью, она один поставила перед своим новым знакомым.

- За ваше здоровье, Наталья Ивановна!

- На здоровье, - ответила хозяйка.

Они чокнулись и выпили: Наталья Ивановна до дна, человек - половину стакана.

- Эх вы, мужики, - покачала головой Наталья Ивановна, - и выпить не можете, ослабели от войны.

- Ничего, я потом, - сказал раненый, принимаясь за хлеб и сало. Но вдруг насторожился.

- Не пугайся, - успокоила его хозяйка. - Это собака просится в дом.

Она подошла к двери, открыла. Действительно, в комнату вбежал здоровенный лохматый пес и завилял хвостом.

- Старый песик, да берегу, люб он мне. Муж очень холил его.

- А я подумал, что партизаны, - улыбнулся раненый.

- Партизан давно не было, - махнула рукой. - Здесь им делать нечего. А мне советская власть принесла горе в дом. - Женщина снова налила себе, выпила не поморщившись. - Осталась вдовой.

Женщина умолкла. Лицо ее покрылось болезненным румянцем. На вид Наталье Ивановне можно было дать не более тридцати пяти, но выглядела она какой-то надломленной, нервной и изможденной.

- Что, не нравлюсь такая? - снова заговорила хозяйка, заметив пристальный взгляд гостя.

- Не надо, - сказал человек.

- Не надо, так не надо, - согласилась она. - О чем же это я? Да, о немцах... Вот приехали они к нам в поселок и меня пожалели. Немцы тоже люди, у них матери есть, жены, киндеры...

- Не понимаю вас, Наталья Ивановна.

- Не мне судить, конечно, кто лучше, кто хуже, да на немцев и вот на вас, полицейских, я пока не в обиде. Рассказала им о своем горе, посочувствовали, помогают продуктами: и хлеба, и соли дали...

Раненый молча слушал и хмурил брови.

- А я не полицейский. На мне только форма немецкая, - вдруг негромко сказал он. - Будь здорова, хозяйка, некогда мне.

- Ишь ты, некогда... Иди, иди! - зло посмотрела на него Наталья Ивановна.

Когда по-настоящему стемнело, человек был далеко от поселка, обходил огородами небольшую деревеньку, с радостью думая, что к утру уж точно будет в партизанской зоне.

Он даже вздрогнул, не поверил ушам, когда услышал короткое:

- Хенде хох!

Глава 4

Комендант Лизенгер, который уже было решил, что о случае с самолетом забыли, вдруг получил сообщение, что группа белорусских партизан хочет перенести останки членов экипажа погибшего самолета от болота в более сухое место. Было приказано не препятствовать им.

Распоряжение показалось Лизенгеру странным, но приказы начальства не обсуждают. Он сразу же начал обдумывать, как его выполнить. Дело в том, что указание секретное - солдаты и полицейские гарнизона о нем ничего не должны знать. А если партизан заметят на одном из дальних постов, где службу несут полицаи, и те поднимут тревогу? На точках за городом теперь находятся одни полицейские. Партизаны уже не один раз бесшумно снимали постовых, незачем рисковать жизнью немецких солдат.

Значит, надо под каким-то предлогом перевести посты со стороны болота, где захоронены польские партизаны, в другое место или... А что "или", Лизенгер так и не решил. Просто, без всякого предлога, не посылать в караул полицейских на ночь нельзя. Это может вызвать разные толки.

Нет, тут требуется что-то другое. Приказ должен быть выполнен. И капитан Лизенгер придумал провести операцию не очень опасную, даже приятную для солдат - выехать в деревню на заготовку продуктов.

Подняв гарнизон, дав распоряжение своему новому заместителю на проведение операции, Лизенгер усилил охрану центра города, особенно комендатуры, где и провел тревожную ночь. Мысли о том, что партизаны могут напасть на него этой ночью, когда основные силы находятся вдали от города, не давали ему покоя. Он знал о тесной связи партизан с местным населением и боялся, что в лесу станет известно о его распоряжении.