Третий Шанс - [81]

Что тяжелее – потерять дочь и её мужа или потерять маму и папу? Не дай бог кому в жизни столкнуться с этим. Дочь Василисы Николаевны Войтенко, в девичестве Афанасьевой, погибла вместе с мужем. Их убили.

Ольга, дочь Василисы Николаевны, как и её тётя Маша, была журналистом. В последних своих репортажах Ольга писала про движение «Чистота и честь». Сперва она сделала чисто информационный материал: лишь сообщила зрителям о событиях в Тимофеевке, когда Мария Ивановна Петрова зарубила топором своего мужа. Тогда в средствах массовой информации поднялась целая истерия, причём большинство Ольгиных коллег по непонятной ей причине оправдывали и поддерживали и саму Петрову, и её односельчан, не отдававших убийцу в руки полиции. Ольга предприняла своё собственное расследование, и результаты её ошеломили. Движение «Чистота и честь» с колоссальной скоростью набирало обороты, по всей стране создавались дружины, которые за вполне реальные деньги нанимали в качестве военных инструкторов отставных офицеров армии и полиции. И никого это не настораживало! Наоборот, СМИ почему-то воодушевились идеями священника Стеньки о чистоте веры как средстве морального очищения общества.

Редактор тянул с выпуском Ольгиных аналитических программ, предлагая собрать больше материала. Три недели назад она отправилась в одну из дружин за материалом, и связь с ней прервалась. Через день её муж поехал в эту дружину на поиски пропавшей жены, поскольку полиция лишь послала запрос в населённый пункт и успокоилась. А ещё через день тела обнаружили в лесу. Ольгу и ее мужа закололи вилами. Полицейский сказал, что обе смерти были быстрыми.

Их сыну Алёше было девять лет. После похорон родителей он остался жить у бабушки. Родственники, Машины дети и внуки, предлагали Алёше жить у них, и, наверное, когда-нибудь так и будет… Чувствовала Василиса Николаевна себя уже не очень, возраст. Но пока Алёша остался у неё. Он и раньше часто бывал у бабушки и успел обзавестись приятелями по соседству.

Вот и сейчас он три часа кряду носился с мальчишками по занесённой снегом площадке, они построили снежную крепость, а потом, штурмуя, разнесли её. Мальчик хотя бы немного отвлекался, точнее, забывался. А потом прибегал домой, и всё возвращалось. У него не было истерик, он просто сильно грустил и скучал по родителям. Очень сильно. Иногда ревел, а иногда, как сейчас, тихо плакал.

– Ты веришь, что они сейчас смотрят на нас с неба? – негромко, почти шёпотом, спросила бабушка.

Внук ничего не ответил, лишь печально закивал.

– Это хорошо, что веришь. Потому что так и есть.

Трудно было бы жить с осознанием «никогда». И человек в такой трагедии отчаянно цепляется за надежду, за веру, за что угодно. А тем более ребёнок, совсем недавно живший в счастливой семье, наполненной радостью и любовью.

– Бабушка, – неожиданно серьёзно проговорил Алёша, – а ведь у меня теперь, кроме тебя, остались только все двоюродные?.. Ну, кто по линии… – он всхлипнул, – бабушки Маши.

– Это твоя родня, Алёша. Настоящая. И по крови, и по жизни. Вам вместе и жить дальше…

Алёша ничего не ответил, только прерывисто вздохнул. Он и сам понимал, что… что скоро его любимая, родная, а сейчас самая-самая родная бабушка Василиса… тоже… тоже будет смотреть на него с неба.

А Василиса Николаевна… как же ей хотелось рассказать внуку о том, что есть на свете ещё один родной человек. И как ей хотелось, чтобы он и стал тем самым-самым для Алёши.

Она машинально посмотрела на трюмо, где в шкатулке лежал лист бумаги. Самой настоящей, абсолютно обыкновенной бумаги. Его почти год назад привезла ей офицер Винтер. Она рассказала обо всём, что произошло, взяв с Василисы Николаевны честное слово хранить всё в тайне.

Строки на этом листе были накарябаны простым карандашом в невесомости. Лист был сложен вдвое, и сверху тянулась наискось одна строчка: «Моей маленькой принцессе».

Расскажешь, как бежали под дождём?

Наверняка такое было, ты же помнишь!

С тобой вдвоём, а, может, всей семьёй,

Наверное, спешили на автобус.

Как на руках тебя носил, а ты спала,

Пусть ты не помнишь, я же точно знаю,

Взял из кроватки, ну а ты не поняла,

Уткнулась носиком в меня, не просыпаясь

А мы ругались? Да наверняка!

Ну а потом мирились, обнимаясь

К сестре не ревновала? А она?

Прости, не помню. Ну, конечно, ты же знаешь…

А говорил тебе, что я люблю?

Ведь как же не любить такую дочку!

Мечтаю, как я встречу, обниму.

Скажу. А ты меня тихонько в щёчку…

Скажи, я был хорошим? Только честно.

И был я с вами в радости и в горе?

А фотографии остались? Ну конечно.

И как-нибудь мы вместе их посмотрим.

Расскажешь всё, о чём не мог забыть?

Вот как порога: «Марш отца встречать»

Ещё… пред тем, как навсегда уйти,

Вернуться я тебе не обещал?

Часть третья

Турели бортовых лазеров «Грифона» синхронно отработали по целям, и шесть боевых дронов за десятую долю секунды разлетелась на осколки, рассыпавшись по полу ангара кусками оплавленного композита.

Шлем-сферы спецназовцев захлопнулись моментально, автоматика включила режим мимикрии, и пять фигур бойцов в тёмно-синих «Ратниках-300-С» в тот же миг исчезли, став невидимыми. Пилот «Грифона» рывком ушёл в сторону с линии атаки, одним молниеносным движением преодолев пятнадцатиметровую дистанцию, и выстрелы пяти «орушек» пришлись в пустоту, рсв-пули защёлкали по стоявшим в ряд «Грифонам» и противоположной стене ангара. Пилот молниеносным перекатом сместился в область, где только что находились исчезнувшие спецназовцы. Пять коротких взмахов «Рэйвеном», и стволы разрубленных «орушек», выйдя из покрытия поля мимикрии, со стуком попадали на пол ангара.