Третий роман писателя Абрикосова - [41]

Старик увидел, что она смотрит на него, странно меняясь в лице, и тут только он понял, что все его разговоры про то, кто в гостях, а кто дома, – все это ерунда и дурацкое ломанье, здесь его дом, здесь, только здесь, и родные люди тоже здесь, в родном любимом доме, и он не хочет отсюда никуда, ни в какие гости, ибо там обитель холодная и незнаемая, и как его там встретят – Бог весть.

ПЯТЫЙ В МУНДИРЕ

Всего их было шесть. В программке так и было написано – шестеро в мундирах. И фамилии. Его фамилия была пятой: В. Крутилин. Витя Крутилин, господи боже ты мой…

Но его самого Марина сначала не рассмотрела. Они с мужем сидели на левой стороне – места восьмое и девятое, места отличные, тем более в четвертом ряду партера. А эти шестеро в мундирах выходили тоже слева, и тут же останавливались, так что она видела только троих и руку четвертого, потому что остальных закрывала железная загогулина от декорации, вроде водосточной трубы. Декорация изображала современный неуютный город, как он давит на душу молодых героев. Шестеро в мундирах тоже преследовали этих молодых героев, вернее, не преследовали, а символизировали давящую мощь государственной машины, слежку, тоталитарный режим и все такое.

Если бы Марина сидела справа или хотя бы посередине, она бы постаралась разглядеть, на что сейчас похож Витя Крутилин. Но эти шестеро в мундирах все время стояли, наполовину прячась за левым выступом декорации, а когда они вдруг стали маршировать по сцене, она как раз уронила программку. Муж подхватил программку и подал ей, а когда она подняла голову – все, они уже промаршировали и скрылись, только мелькнула спина шестого.

Кстати, эти шестеро ничего не делали по ходу пьесы. Молчали, стояли, символизировали, и все. Только первый говорил что-то отрывистое и специально непонятное – вроде бы отдавал остальным какие-то приказания. Типа «стой», «равняйсь» и тому подобное. Такие вот грубые команды будто бы по-немецки, но на самом деле вовсе не по-немецки, потому что немецкий Марина знала – слава богу, закончила иняз именно с немецким языком, и как раз сейчас у нее решался вопрос с работой в Академии внешней торговли.

Вообще Марина с мужем довольно редко ходили в театры, но этот театр недавно стал очень знаменитым, а именно вот этот спектакль – просто главное событие, вся Москва ломилась, включая дипкорпус. Марине было приятно, что их машина встала у желто освещенного тротуара рядом с целой выставкой иностранных автомобилей. Японское посольство, английское, канадское – это муж научил ее разбираться в номерах посольских машин.

А с Витей Крутилиным она училась в одном классе, все десять лет. Известная история – сначала это был мальчик как мальчик, а к концу девятого класса все вдруг наперегонки бросились с ним дружить и выяснять про него разные подробности. Девочки из класса ходили к нему в гости, рассказывали, какая там большая трехкомнатная квартира, современная такая, окна во всю стену. А живут они там со старшим братом, потому что родители у них за границей, в Африке, в Камеруне. Папа – военно-морской атташе, капитан первого ранга. А брат – оператор с киностудии «Мосфильм», работает с известными режиссерами, по всей квартире фотографии разных артистов с надписями на память, и еще цветные календари с девушками в купальниках и даже без. «Ах, ах, какой кошмар!» – иронично усмехалась Марина. Она ни капельки не завидовала и не огорчалась, что ее не позвали. А девочки рассказывали, как они там сидели и слушали музыку на магнитофоне «Грундиг» и пробовали настоящий французский коньяк. И еще там были мальчики из сорок первой школы, из той самой, на Патриарших прудах, и еще была одна студентка факультета журналистики со второго курса. «Это она к его брату в гости приходила?» – уточняла Марина. «А вот и нет, – посвященно улыбались девочки. – А вот представь себе, к нему». Они гордились, что к их однокласснику-десятикласснику приходит студентка второго курса. А как же, другой уровень, другая ступенька, очень лестно причаститься. Другая жизнь овевала девочек своим крылом, и они ласково жмурились в теплых потоках, несущих аромат нездешних вин и далекую музыку. Словно моряки, приближаясь к Мадейре… А она?

А что она? Биренбаум Марина, первая ученица, главная отличница, и по списку тоже первая, потому что Антипова Лена проучилась у них только седьмой класс и кусочек восьмого, а потом снова уехала, у нее отец был военный, кажется. Биренбаум Марина, с толстой черной косой и кружевным воротничком на школьном форменном платье. Такая несомненная отличница, что когда она случайно отвечала чуть похуже, то ее просто отправляли на место, чтоб спросить в другой раз и поставить законную пятерку. В общем, за десять лет они с Витей Крутилиным ни разом словом не перемолвились. Даже близко друг к другу не подходили. Ну, может быть, когда были совсем маленькими, и был в школе странный такой предмет «ритмика», проще говоря, танцы, и их учили танцевать, представьте себе, полонез и мазурку – танцы тоже были коллективным действом, – тогда, возможно, они вышагивали парой под фортепьянные рыдания Огинского. Возможно, еще раньше их ставили в пару на прогулке, но это опять-таки было лишь возможно. Как сказал бы злоязыкий Маринин муж, утешение имени Гаусса, то есть из области теории вероятностей. Что же касается областей реального, то они с Витей Крутилиным действительно ни разу слова друг другу не сказали, как ни вспоминай.