Третий глаз - [25]

Ламы – это учителя, или, как мы их называем, гуру.

Лама Мингьяр Дондуп был моим гуру, а я – его челой. Выше лам стоят аббаты. Аббат обычно исполняет должность настоятеля монастыря, но не всегда. Аббаты могут занимать посты в высшей администрации или осуществлять надзор, переезжая в качестве должностных лиц из одного монастыря в другой. Иногда лама занимает пост выше, чем аббат, – все зависит от деловой активности личности. Те, кого считают «Живыми Воплощениями» – как раз мой случай, – могут стать аббатами в 14 лет; для этого они должны сдать очень трудный экзамен.

Строгие и сдержанные, монахи этих групп никогда не бывают несправедливыми.

Есть еще монахи-полицейские. Единственная их задача – охрана и соблюдение порядка. Они не имеют никакого отношения к церемониальной жизни монастыря, за исключением тех случаев, когда их присутствие необходимо для соблюдения всех правил и порядка. Часто среди монахов-полицейских встречаются жестокие люди, как это нередко наблюдается и среди слуг. Но нельзя же винить епископа за то, что помощник его садовника плохо себя ведет; равно как не стоит ожидать, что этот помощник садовника будет святым, если служит у епископа.

В монастыре была и своя тюрьма. Место для пребывания, конечно, не из приятных, но и те, кого в ней содержали, не были лучше. Однажды я там побывал, когда мне пришлось лечить заболевшего заключенного (в то время я уже стал врачом и собирался оставить монастырь). Меня пригласили в тюрьму. На заднем дворе я увидел несколько кольцевых парапетов, выложенных из массивных кубических камней размерами около метра. Сверху на них лежали толстые каменные брусья, закрывавшие круглое отверстие метра два с половиной в диаметре. Четыре монаха полицейских ухватились за средний брус и с трудом стащили его с отверстия. Один из них нагнулся и достал откуда-то канат, изготовленный из шерсти яка; на конце каната была сделана петля, не внушавшая особой уверенности. Я смотрел на это снаряжение без энтузиазма: неужели мне придется доверить ему свою жизнь?

– А теперь, уважаемый лама-врач, не угодно ли вам будет подойти и просунуть ногу в петлю? Мы вас опустим вниз, – сказал один из полицейских.

Я неохотно повиновался.

– Вам понадобится свет, – сказал другой и сунул мне в руку горящий факел – палку, конец которой был пропитан маслом. Оптимизма у меня не прибавилось: надо было держаться за канат, одновременно сжимать в руке факел, стараясь уберечь от огня платье и не пережечь канат, удерживающий меня на весу!… Однако я все-таки спустился на глубину 8 или 10 метров. Стены лоснились от сырости, дно было усыпано острыми камнями и завалено нечистотами. В свете факела я увидел беднягу с физиономией висельника, прижавшегося к стене. Одного взгляда было достаточно – аура отсутствовала, жизнь только что покинула тело. Я прочитал молитву за спасение души, закрыл дико уставившиеся на меня глаза и крикнул, чтобы меня поднимали. Моя миссия была выполнена, дело оставалось за дробильщиками трупов. Как я позже выяснил, преступник был бродягой, пришел в монастырь, чтобы найти пищу и кров. Ночью он убил одного из монахов и, завладев его жалким скарбом, бежал. Его поймали и водворили в тюрьму по месту преступления…

Вернемся, однако, к моему злополучному кухонному наряду.

Успокаивающий эффект примочек исчез: появилось такое ощущение, что меня сжигают заживо. Стреляющая боль в ноге усилилась, мне казалось, что мое тело вот-вот взорвется. Воспаленное воображение рисовало картину с горящими углями в ноге.

Время тянулось нестерпимо медленно. Я слышал шум монастыря. Некоторые звуки я узнавал, другие были мне неизвестны. По телу пробегали болевые судороги. Я лежал на животе, но и живот был весь в ожогах. Вдруг я услышал легкий шорох; кто-то сел возле меня. Я узнал добрый и полный сочувствия голос Мингьяра Дондупа:

– Слишком много для тебя, малыш. Засни.

Пальцы его осторожно коснулись моей спины. Еще раз, еще… Я впал в забытье.

… Бледное солнце светило мне прямо в глаза. Я проснулся, попробовал разомкнуть веки. Первой моей мыслью было, что кто-то больно пинает меня, чтобы я встал. Я попытался вскочить с постели, чтобы бежать на службу, но упал назад, застонав от боли. Нога!

– Успокойся, Лобсанг, сегодня ты отдыхаешь, – донесся до меня тихий голос.

Я повернул голову влево и с удивлением обнаружил, что нахожусь в комнате ламы и что сам он сидит возле меня. Заметив мое недоумение, он улыбнулся:

– Почему ты так удивлен? Разве не справедливо, что два друга должны быть вместе, когда один из них болен?

Я ответил вялым голосом:

– Но вы же Главный Лама, а я маленький мальчик.

– Лобсанг, мы долго шли вместе в прошлой жизни. Ты этого не помнишь, а я помню: мы были очень близки друг с другом в наших последних инкарнациях. А пока тебе необходим отдых. Лежи и набирайся сил, будь мужественным. Мы спасем твою ногу, не беспокойся.

Я вспомнил о «Круге Бытия». Я подумал о наставлениях из буддистских священных книг:

Щедрый человек никогда не узнает нищеты; алчный человек никогда не найдет утешения.

Да будет могущественный щедр к нуждающемуся и не откажет ему в помощи. Да помнит он о долгом пути жизни. Ибо богатство обращается, как колесо: сегодня оно у тебя, завтра у другого. Нищий сегодня может стать принцем завтра, а принц может стать нищим.