Третье яблоко Ньютона - [20]

— Это я уже слышал. Значит, вы не получили достаточной информации, чтобы оценить, интересно ли вам его предложение?

— Да не делал он мне никаких предложений, не надо передергивать мои слова…

— Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся… А какие у ваших сотрудников отношения с господином Сериковым?

— Мои сотрудники вообще с ним не знакомы. Один из моих сотрудников сопровождал этот проект, ему постоянно звонили сотрудники Серикова, им все время нужны были наши консультации, но все делалось как-то сверх меры, крайне настырно. Мне просто было жаль времени.

— А зачем ваш сотрудник с ними столько разговаривал? Чтобы у вас были основания требовать от Серикова деньги?

— Мой сотрудник так же, как и весь наш офис, обязан помогать всем российским клиентам, которые обращаются к нам за консультациями. Меня именно для этого сюда направили — отстаивать интересы российского бизнеса и помогать банку делать больше проектов в России.

— Значит, вы лоббировали проект Серикова?

— Слово «лоббирование» совершенно неправильное. Наш офис просто открыт всем российским клиентам, если у них возникает потребность в консультациях, если у клиентов и менеджеров их проектов возникает взаимное непонимание. Менеджерам тоже иногда надо помогать понять своего клиента. Это же люди с разных планет, они не слышат друг друга, из-за чего хорошие проекты часто бывают под угрозой срыва.

— Мы ушли далеко от темы. Как вы объясните этот документ?

— Это мейл от другого клиента банка, и он просит меня в нем о вполне конкретных советах по своему проекту.

— А вы ему тоже советуете. Понятно. Вы, значит, помогаете ему в ущерб интересам банка.

— Почему в ущерб? Если банк и клиент лучше поймут друг друга, всем будет только польза: и банку, и клиенту, и проекту.

— И вы требуете за свои советы деньги?

— Это безосновательное и обвинительное предположение, прямое нарушение презумпции невиновности. Ни я, ни мои сотрудники никогда, повторяю, никогда ни с кого не требовали денег!

— Ну, не требовали, а просили. Хотя больше подходит слово «вымогали».

— Считаю это недопустимым. По правилам внутреннего расследования корпоративной этики я не могу пригласить сюда адвоката. Но, уверена, что если бы здесь был мой адвокат, он не допустил бы, чтобы вы меня допрашивали подобным образом.

— Значит, вы уже наняли адвоката? Вы считаете себя в чем-то виноватой?

— По-моему, вы оказываете на меня давление.

— На вас никто не оказывает давление, — в разговор вмешался сидящий с краю афроамериканец, насупленный до предела и просто-таки сверливший Варю глазами. — Мы просто ждем от вас внятных объяснений своих поступков, а вы все время путаетесь в показаниях. У вас есть счета в Швейцарии?

— У меня нет счетов в Швейцарии, но у меня есть компания, зарегистрированная в белом офшоре, где полностью раскрывается информация о бенефициарах, и я бенефициар этой компании. У компании открыт счет в банке в Цюрихе.

— А почему вы не сообщили в Департамент комплайенса банка, что у вас есть эта компания?

— Потому что в этой компании собраны проекты моей семьи, моего сына, мои собственные, которыми я занималась до прихода в банк. Доходы же от этих проектов я построчно раскрывала ежегодно и правдиво.

— Но саму компанию-то вы не раскрыли.

— Возможно, это была моя ошибка. Но формуляры раскрытия спрашивают о доходах вне банка, о взятых кредитах, об активах, о ценных бумагах. И на все эти вопросы я ежегодно отвечала. Вот про кредиты — два ипотечных кредита в банке… и… вот про активы — дом в Вашингтоне, квартира в Москве, вот про доходы — арендная плата от сдачи московской квартиры, вот расходы — ремонт вашингтонского дома, вот…

— А откуда у вас столько денег?

— Я не из детского сада сюда пришла и не с университетской скамьи. И даже не с госслужбы. Я много лет работала в бизнесе на высоких должностях с большими окладами и бонусами. Я их вкладывала во что-то. Арендная плата за мою квартиру в Москве за последние пять лет выросла в полтора раза. Но это моя частная жизнь, к банку это не относится. Ваше расследование — о нарушениях Правил банка. Между тем уже два часа вы не говорите мне, в чем именно могло бы состоять мое нарушение.

— Мы вам сформулировали это в первом же предложении. Не надо делать вид, что вы ничего не понимаете. За что вы платили деньги вашим сотрудникам?

— Я не платила моим сотрудникам денег.

— Интересно. Как тогда вы объясните этот перевод, который вы сделали со своего швейцарского счета своему помощнику?

— Мой помощник, который уволился год назад, перед отъездом в Москву собрался купить там квартиру и попросил меня одолжить ему на полгода часть денег.

— Вы же только что сказали, что не платили сотрудникам деньги. А когда мы вам предъявили доказательство обратного, начинаете вилять. Теперь говорите, что одолжили ему деньги.

— Повторяю, что не платила моим сотрудникам денег. Одолжить деньги, которые тебе человек потом вернет, и платить деньги — это разные вещи.

— А чем вы докажете, что он вам эти деньги вернул?

— Когда он уходил из банка, то получил предусмотренное Правилами солидное выходное пособие. Еще когда он просил меня одолжить ему деньги год назад, мы оба знали, что именно из него он и вернет мне долг. Что в этом ненормального?